— Мне так тебя не хватает, Лейфер, — чуть слышно произнесла она.
Отбросив колебания, девушка посмотрела на ближайшее скопление тирианских солдат, втянула в грудь тепло — и выбросила огонь.
Сначала она пыталась действовать медленно, ждать, пока тепло снова соберется вокруг, не сдаваться так быстро во власть огня, но чем глубже она погружалась во все это, тем сильнее становилось желание просто отдаться на волю течения. Огонь умолял, солдатское море двигалось и мерцало перед ней, явно стремясь к смерти. «Сдайся…» И Энна перестала ждать, пока пустота в ее груди остынет, пока кожа снова потянется к теплу… Это было похоже на то, как если бы она отпустила поводья понесшего коня, как если бы прыгнула вниз с обрыва. Энна была готова ощутить ужас, но никак не ожидала, что ее охватит восторг.
Лошадь под ней встала на дыбы и заржала. Энна соскользнула на землю и упала на колени, продолжая сжигать. Казалось, прошла целая вечность до того момента, когда воины наконец нарушили строй и бросились к Энне. Возможно, на какое-то время их одурачили мужская одежда Энны и тирианские мундиры ее друзей. Энна осознавала, что звон мечей приближается, но не сводила глаз с поля боя.
А потом случилось нечто новое. Энна послала огонь не на волосы или одежду какого-то мужчины, как на наиболее уязвимые места, а прямиком внутрь его, в его кости. И тут она в первый раз остановилась, пошатнулась, и ее вырвало. Ей прежде и в голову не приходило, что само живое существо тоже может быть пищей для огня, и она почувствовала, что огонь ее предал, ведь до сих пор он нашептывал ей, что питается лишь неживыми вещами. Это была ложь. Но теперь Энна ничего не могла изменить, как не могла бы остановить движение проглоченной воды. И она снова повернулась лицом к полю битвы.
Пылающее пространство завораживало. Тепло, исходившее от солнца, от костров, от лошадей и живых людей, от Рейзо и Финна, сливалось воедино и превращалось в силу. Казалось странным и прекрасным то, как разрушение и жизнь связываются вместе в огне, и Энну удивило, что она до сих пор не думала об этом. У нее щипало глаза, но слезы испарялись, не успев стечь по щекам. Из-за чего же она плакала? Из-за красоты? И из-за чего-то еще… Боль. Энна вспомнила, что люди плачут из-за красоты и от боли, а когда красота и боль сливаются воедино, это становится почти нестерпимым. Она вдруг обнаружила, что лежит на животе, опираясь на руки, и напряженно глядит на поле битвы. Чтобы обнаженные руки лучше ощущали прикосновение тепла, она оторвала рукава от своего платья.
Почти десятая часть огромного поля была охвачена огнем, а там, где огня не было, тирианцы в синих мундирах двигались как-то странно, словно поток, которому мешает плотина. Они старались ускользнуть от огня. Они бежали. «Жги их, — подумала Энна, — сожги, пока не удрали».
И она снова и снова наполняла грудь теплом.
Потом раздался звук, похожий на треск ветки под ногой. Что-то внутри у нее надломилось, и Энна ощутила, что тепло само вливается в нее, в ее грудь, в кровь…
«Вот и все», — подумала она, и перед ее внутренним взглядом возникло обугленное тело Лейфера, павшего на поле боя. Наконец-то к жгучей боли перестало примешиваться чувство прекрасного. Мир вокруг потускнел, шум битвы куда-то удалился. Энна упала как подкошенная, будто со стороны услышав собственный крик. И все куда-то понеслось…
Но прежде чем она окончательно потеряла сознание, возникло новое ощущение — ветер. Холодный ветер глубокой зимы прокатился по ее коже, лицу, рукам, ворвался в ее легкие, касаясь ее, как водопад, смывая с нее копоть. Ветер был ласковым, как тень деревьев, он нес с собой запахи снега, лисиц, сосен и сена. Ветер напомнил Энне об Изи, и девушка подумала, неужели ее подруга где-то рядом. И ей показалось, что она услышала голос Финна: «Держись, Энна!»
Она из последних сил вдохнула свежий воздух, а когда выдохнула, то боли в ней не осталось, и Энна просто заснула.
Но это был не тот сон, что навевал на нее «королевский язык». Дурман делал пленницу отупевшей, лишал воли. А теперь даже во сне Энна чувствовала, что продолжает бороться. Сражение с огнем превратилось в борьбу за выживание.
Энна смутно думала, что все еще лежит на краю поля битвы, потому что солнце палило нещадно, его лучи обжигали даже сквозь одежду. Кажется, полдень и не собирался кончаться. Иногда Энне чудилось, что она просыпается, открывает глаза и видит свое тело, превратившееся в кучу золы. Но это был просто кошмар. И девушка погружалась в более глубокий сон без видений.
Через какое-то время она начала бороться не только за жизнь, но и за то, чтобы не просыпаться. В той глубине, где еще оставались мысли, Энна боялась, что, если она проснется, ее ждет смерть. И девушка не желала открывать глаза и видеть долину и результаты своей огненной атаки. Однако пробуждение все приближалось и приближалось. Энна начинала осознавать, что к ней прикасаются какие-то люди, что рядом с ней слышатся голоса, что к ее губам подносят чашку…
«Королевский язык», — невольно подумала она и выплюнула воду.
С трудом приоткрыв один глаз, Энна обнаружила, что лежит в своей старой комнате во дворце. Над ней склонился врач, бормоча что-то утешительное, и снова приставил край чашки к ее губам. Энна выпила.
Поначалу она приходила в себя лишь на недолгие мгновения. Иной раз, открыв глаза, она видела, что в комнате темно, а за окнами — ночь, и вынуждена была признаться себе, что тепло исходит из нее самой, а не от солнца. Частенько рядом с Энной находилась Изи, она либо спала на диване, либо читала при свете свечи.
Мучительно медленно Энна позволила себе окончательно проснуться. В комнате царила тишина. Изи устроилась в кресле с книгой в руках и, читая, наматывала на палец локон. Энна судорожно вздохнула.
Изи подняла голову.
— Я все еще жива, — сказала Энна, и ее голос прозвучал хрипло и некрасиво.
— Едва жива, — ответила Изи.
Она дружески улыбалась Энне, однако под глазами у нее залегли темные круги.
Энна подумала о тех днях, когда они работали на скотном дворе в Столице и Изи постоянно носила шапку, чтобы скрыть свои волосы и происхождение, и одна только Энна во всем Байерне знала, что Изи — иностранная принцесса. Потом мелькнуло воспоминание о том, как Изи сидит в свете костров в Айболде, с коротко обрезанными волосами, и рассказывает тирианским солдатам историю о принце и драконе. Еще Энне вспомнилось, как Изи со своими длинными распущенными волосами стояла перед ней у ворот Остекина и как у нее в глазах отразился ужас… нет, печаль, когда подруга выбросила в нее поток огня.
Энна еще раз глубоко вздохнула, желая что-нибудь сказать, как-то все объяснить… Но воздух, ворвавшийся в ее легкие, заставил их сжаться, и вздох превратился в рыдание. Энна закрыла лицо руками и не стала удерживать слезы, только вскрикнула, когда от плача содрогнулась потрескавшаяся пустота в ее груди. Эти потаенные раны возникли на поле боя, когда она набирала в себя все больше тепла, хотя и чувствовала, что пустота внутри ее все накаляется и накаляется, пока не раскололась. Поток жара хлынул в Энну, и даже теперь он продолжал течь в ее крови. Энна изменилась. Огонь не покинул ее… он не уйдет никогда. И никогда не оставят ее картины той последней битвы, они то и дело вспыхивали перед ее мысленным взором, стоило лишь прикрыть глаза…