Энна прислушалась к себе. Она по-прежнему могла призывать тепло, но оно не являлось незваным, и впервые за многие недели девушка вдыхала воздух, свободный от жара. Тепло больше не дразнило и не грызло ее, просто воспринималось таким, какое оно есть, и на него можно было не обращать внимания.
Энна заглянула внутрь себя: потрескавшаяся пустота в груди не исцелилась, но больше не выбрасывала реки лихорадочного жара в ее тело. Эта пустота перестала быть похожей на плененного сокола, рвущегося на свободу; скорее она напоминала спящую птицу, уставшую и теплую.
— Хорошо. На удивление хорошо. А ты, Изи?
Изи прислонилась к Фахилу.
— Прекрасно. — Она немного помолчала, потом широко улыбнулась. — Да, я уверена. Так тихо вокруг. — Изи вздохнула. — Я уже и забыла, что это такое — быть нормальным человеком. Ветер по-прежнему рядом, и я могу его найти, но он притих и занимается своими делами.
— Значит, ты… — начала Энна.
— Обрела равновесие, — закончила за нее Изи. — Тепло изменяет и отгоняет ветер…
— А ветер отбирает излишний пыл у огня.
Изи расхохоталась радостно, как дитя:
— Поверить не могу, что мы это сделали, Энна! Мы обе! Джерик будет так рад увидеть, что мне стало лучше. Пожалуй, даже решит, что мое долгое отсутствие того стоило.
Финн шумно выдохнул:
— Значит, все не так плохо. А я уж думал, что кому-то придется умереть, прежде чем все это закончится.
— Могу поспорить, ты надеялся, что это будешь ты.
Финн посерьезнел:
— Ну, мне совсем не хотелось умирать, но если бы возникла необходимость погибнуть кому-то из нас троих, я сумел бы первым прыгнуть в огонь.
Энна обхватила ладонями лицо Финна и встряхнула его голову.
— Финн, я же пошутила! Ох, Финн, какой ты хороший!
Она пылко поцеловала его, и этот поцелуй, возможно, означал, что миру незачем сгорать и все будет хорошо.
Энна рассмеялась, чувствуя, что с ее плеч свалилась ноша, давившая на нее много месяцев. Она схватила Финна за руки, как будто боялась оторваться от земли и улететь.
Изи тоже смеялась, и Энна заметила как подпрыгивает при этом ее животик, отчего ей стало еще смешнее. И конечно же, Финн не смог удержаться от хохота, слыша смех Энны. Фахил таращился на них, как будто все трое сошли с ума, а от этого им становилось еще смешнее.
Фахил считал, что после тяжелого испытания на холме им нужно отдохнуть несколько дней, но Энна настояла на том, чтобы они отправились в путь уже на следующее утро.
— Если я как можно быстрее не доставлю мою лучшую подругу домой, она просто лопнет! — заявила Энна. — Переведи ему это, Изи.
У Изи в седельной сумке были припрятаны несколько золотых монет, и они отдали их Фахилу в обмен на припасы. После того как Изи поговорила с Фахилом о возможности возобновления торговли между двумя их странами и горячо поблагодарила его на двух языках, байернцы отправились в обратную дорогу.
Обмен элементами дал свои результаты сразу, и подруги с каждым днем чувствовали себя все лучше и лучше. Энна освободилась из темницы жара, куда попала сразу, как только разобрала первое слово огня, а голос ветра не давил на нее. Обе стихии были при ней, но удерживали друг друга на расстоянии. Уже одно то, что Энна избавилась от лихорадки, доставляло ей невыразимое удовольствие, а еще лучше она чувствовала себя, видя, что на губах ее подруги вновь появилась улыбка, а лицо стало спокойным, потому что голос ветра больше не докучал ей, как прежде.
Они ни разу не заговорили о том, что события на вершине холма могли как-то повлиять на младенца, хотя Энна постоянно думала об этом. Однако она с облегчением улавливала волны здорового тепла, исходившие из живота Изи, а Изи сказала, что малыш вертится по-прежнему, так что они надеялись на лучшее.
Времени на раздумья об этом у них хватало, ведь дорога домой была долгой. Ради здоровья Изи они не решались гнать лошадей. Альвадо отлично умел идти ровным шагом, неторопливо, словно оберегая беременную всадницу.
Возвращались они прежним путем, как можно дольше придерживаясь реки, которую Изи называла Восходной. Но Энне очень не понравился вкус воды в этой реке, и она окрестила ее Лошадиной Струей. А Финн придумал свое название — Поток Энны. Он вообще приобрел склонность называть все подряд так, будто оно принадлежало Энне: луг Энны, гора Энны… А когда он даже Ясид назвал королевством Энны, она сказала:
— Значит, вот что у тебя на уме?
Финн улыбнулся и поцеловал ей руку.
Изи закатила глаза.
— Ох, вы оба просто невыносимы!
Энна расхохоталась:
— И это говорит женщина, которая называет своего мужа милым маленьким кроликом?
Изи покраснела:
— Всего только один раз!
Ей было трудно скрывать свою тоску по Джерику. Она видела привязанность Финна к Энне, и это вызывало у нее и радость, и грусть. Как-то раз, вернувшись после купания в ручье, Энна увидела, как Изи поглаживает свой живот, смеясь и плача, и совершенно не поняла, что это на нее нашло.
Еще до того, как они пересекли границу Байерна, животик Изи увеличился вдвое, соизмеримо с этим возросли ее страдания. Под конец они могли ехать только половину дня, а потом давали Изи возможность отдохнуть и поесть. Изи мучилась одновременно и от тошноты, и от зверского аппетита.
— Как твоя спина, болит? — постоянно спрашивала Энна. — Как твой живот? Тебе плохо?
— Умолкни хотя бы на пять минут, а?
Изи с каждым днем становилась все сварливее и сварливее, а поскольку ее искусство обращения с огнем росло, настаивала на том, чтобы самой разжигать костер на привалах. Финн находил все это восхитительным: и перепады настроения Изи, и излишнюю заботу о ней Энны.
Энна в первую очередь беспокоилась о том, чтобы благополучно доставить подругу к Джерику и увидеть рождение здорового младенца, но, кроме того, она боялась вернуться домой и увидеть последствия своих огненных действий. «Может быть, — думала она, — мы с Финном просто убедимся, что Изи ничто больше не грозит, а потом сбежим в Лес». Но эта мысль ее угнетала, потому что теперь, овладев языками огня и ветра, Энна была уверена, что могла бы принести Байерну немалую пользу. Однако надежда на это увядала, когда Энна задумывалась о том, что ее могут и не простить.
Добравшись до земель Байерна, они двигались по дорогам, вдоль которых кое-где попадались гостиницы. Когда у Энны случалась возможность, она отправляла Джерику сообщения: «Мы в четырнадцати днях пути к югу, гостиница „Жирный пергамент“, твоя жена в порядке»; «Мы в восьми днях пути, гостиница „Длинный нос“, Изи стала просто огромной»; «Мы в пяти днях, гостиница „Серебряное сердце“, и очень скоро ты станешь папочкой, будешь ты здесь или нет».