– Завтра будет новая свадьба. И вообще, если это было так сложно, почему же ты не увеличилась и не прискакала оттуда в три прыжка?
– Вообще-то, – Лимончик пооранжевела от смущения, – я так и поступила, но дело же не в этом. Дело в том, что ты должна испытывать благодарность.
Сентябрь сжала зубы. Ощущение ей понравилось – хорошо, когда есть зубы.
– Где мои друзья? – ледяным голосом повторила она.
– А мне-то откуда знать? Нам было велено накормить тебя и отправить в лес. Нам же вообще ничего не говорят, кроме «Смешай мне Жизнь-Во-Фляге, Лимончик!», «Испеки мне Кекс-Молодости, золотце!», «Проверь эти контрольные!», «Последи за той мензуркой!», «Монографию о природе загадок гоблинов, Ли-Ли!» Нет, хватит с меня этой докторантуры, клянусь!
Золотистая спригганша треснула себя кулачком по костлявому колену. Когда она произносила свою тираду, голос ее становился все выше и выше, пока не стал похож на свист закипевшего чайника.
– Короче, нет смысла меня допрашивать. Я не знаю! Но я вытащила тебя на снег, а снег – начало и конец всего, это общеизвестно. Я тебя вывела к снегу и к Министерству, и клерк тебе скажет… впрочем, скорее всего он скажет тебе: «Ххтотм!» Я думаю, что они в Одинокой Темнице, просто потому что львы всех туда уносят, и это далеко, просто ужасно далеко, и тебя там ничего хорошего не ждет. Помилование отменили давным-давно. Темницу охраняет Очень Неприятный Тип, а ты всего лишь маленькая девочка.
Лицо Сентябрь горело. Она встала, вплотную подошла к Лимончику и присела перед ней на корточки. Должно быть, ванна мужества Алкали – как же давно это было! – породила этот багровый пенистый прилив отваги, потому что иначе невозможно представить, где она еще могла набраться дерзости, чтобы прошипеть в лицо несчастной спригганше:
– Я тебе не «всего лишь»! – Сентябрь встала во весь рост и расправила плечи. – Я тоже могу вырасти, как ты, только… только мне для этого надо чуть больше времени. – Она повернулась на каблучках, подхватила свой медный ключ и зашагала по хрустальному снегу к избушке, угнездившейся между двумя высокими тисами. Наверняка это и было Министерство, по крайней мере она на это надеялась, иначе выглядела бы сейчас глупо. Она шла не оборачиваясь.
– Извини! – прокричала Лимончик ей вслед. – Мне очень жаль! Алхимия отличная вещь, если бы не эти алхимики…
Сентябрь не удостоила ее ответом, топая вверх по холму. Голос спригганши за ее спиной тонул в сугробах.
Сентябрь облегченно вздохнула. Хорошенькие черные туфельки Маркизы вконец промокли – снег набивался в них и таял. Сквозь метель показалась симпатичная вывеска, сияющая свежей краской, красной и черной.
МИЛЕЙШЕЕ МИНИСТЕРСТВО
МИСТЕРА МАПЫ
(Святочное отделение)
Избушка была покрыта белым мехом и веточками остролиста, но веточки скорее портили вид, будто кто-то начал было украшать дом, но бросил, заскучав за этим занятием. В очень толстую прочную дверь был грубо врезан круглый компас. Сентябрь вежливо постучала.
– Ххтотм! – донеслось изнутри. Звук был странный, будто кто-то сплюнул, прокашлялся, зарычал и спросил, кого там черт принес, и все это одновременно.
– Прошу прощения! Меня прислала Лимончик. Позвольте войти, сэр Мапа.
Дверь со скрипом приоткрылась.
– Не сэр, а мистер, котеночек. МИСТЕР. Ты что, видишь у меня на груди орден Зеленого Салопа? А? Или Хрустальный Крест? Вот бы я удивился. Зови меня моим настоящим именем, ради бука и всех святых висельников.
На нее сверху вниз смотрел старик. Мешки у него под глазами сморщились, как старая бумага, а волосы и закрученные длинные усы были уже даже не седые, а цвета выцветшего пергамента. Морщинистая коричневая кожа и тщательно причесанные волосы, благообразно уложенные и схваченные черной лентой, придавали ему торжественный вид, как на старых портретах президентов в школьных учебниках Сентябрь. У старика было приятное округлое брюшко, большие щеки, а из мясистых и по-волчьи мохнатых ушей торчали пучки серого меха. Одет он был в ярко-синий костюм, ослепительный посреди заснеженного леса. Закатанные рукава обнажали мускулистые руки, предплечья были покрыты матросскими татуировками. Несколько мгновений они глазели друг на друга, ожидая, кто заговорит первым.
– Ваш костюм… великолепен… – прошептала Сентябрь, внезапно смутившись.
Мистер Мапа пожал плечами.
– Вообще-то, – сказал он как нечто совершенно логичное, – мир состоит в основном из воды. К чему притворяться, что это не так?
Сентябрь придвинулась поближе, может быть, даже ближе чем позволяли приличия, и увидела, что его костюм – это карта, разлинованная и подписанная. Пуговицы на его куртке были зелеными островами, запонки тоже, а пряжка ремня, сделанная из огромного сверкающего изумруда, изображала самый большой остров из всех. Форму этого острова Сентябрь узнала. Она уже видела эти очертания, хоть и всего секунду, пока летела кубарем вниз из таможенного пункта. «Это Волшебная Страна», – подумала она.
Мистер Мапа отступил из дверного проема и вернулся к работе. Сентябрь последовала за ним. В маленькой комнате главенствовал большой мольберт, на котором мистер Мапа писал морского змея, очерчивающего границы бурного океана, омывающего, в свою очередь, небольшой архипелаг. Все поверхности в домике были заняты картами – топографическими, геологическими, подводными, картами плотности населения, художественными и даже секретными военными. Незанятым оставалось только место для единственного стула, мольберта и стола, заваленного красками и перьями. Сентябрь аккуратно прикрыла за собой дверь. Дверь сама захлопнулась, где-то в глубине ее щелкнул замок.
– Простите, мистер Мапа, но та леди-алхимик сказала, что вы знаете, где найти моих друзей.
– И откуда же мне это знать? – Мистер Мапа лизнул ручку. Язык его был черный – полный чернил, которыми и наполнилось перо. Он вернулся к своей карте. – Сдается мне, что другу лучше знать, где его друзья.
– Их… утащили. Двое львов, это львы Маркизы. Она говорила, что они черпают силу из сновидений, но я тогда не понимала… а теперь, кажется, поняла.
– Знаешь, где я выучился моему искусству? – беспечно спросил мистер Мапа, отхлебнув бренди, который, казалось, сам материализовался у него в руке. Сентябрь могла поклясться, что не видела, чтобы он брал его с приставного столика. – Хххтотм! – медленно выдохнул он и облизнул губы. – Поверь мне, это не праздный вопрос. Я, как корабль, всегда возвращаюсь в порт, из которого отплыл.
– Нет, мистер, я не знаю.
– В тюрьме, мой котеночек. Там, где можно научиться всему, чему стоит учиться. В тюрьме нет ничего, кроме времени. Время тянется целую вечность. Можно резаться в «Мрачные руины», или заняться санскритом, или выучить наизусть все стихи о во́ронах (таких сейчас насчитывается ровно семь тысяч девяносто четыре, но одна бездарная крыса в нашем городке упорно сбивает меня со счета), и все равно в твоем распоряжении останется еще столько времени, что с тоски помрешь.