Ты самая любимая | Страница: 119

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

— Андрей Петрович, — сказала Елена, — а вы вообще не верите в платонические отношения?

— Нет, — усмехнулся он, — не верю.

— Почему?

— А потому! Бисмарку сорок семь лет, это могучий великан, эдакий Жан Маре или Петренко, и притом — гениальный политик и бабник! На его счету двадцать восемь дуэлей!

— И что?

— А то! Нам хотят впарить, будтоэтотБисмарк пять недель просто так, платонически волочился за двадцатилетней женой инвалида! Бисмарк, который уложил на лопатки всю прусскую оппозицию, не уложил какую-то девчонку!

— Но Кэти была княгиней…

— И что? Эта княгиня родилась и выросла во Франции! А все француженки, которых после падения Наполеона затрахали русские казаки, обожали «la mur a la Russky kozak».

— Фи! Как вам не…

— Подождите! — отмахнулся Бережковский. — Все претензии туда, к Богу! Суть моего фильма вовсе не в том, где, как и когда Бисмарк имел юную княгиню. Мало ли в истории половых гигантов! Суть в другом. Бисмарк любил Орлову четырнадцать лет — страстно, безумно, это достоверный факт, она была его «женщиной жизни»! И ради него она летом приезжала в Биарриц, а Бисмарк на весь этот срок перевозил туда всю свою канцелярию — во враждебную Францию, представляете?! Ну, это как если бы Путин на лето вывозил в Майами все наше правительство ради… Ну, не знаю…

— Шарон Стоун? — засмеялась Елена.

— Вот именно! Но мне и на это плевать! Я тут вижу совсем другое! Бисмарк по рождению — из мелких помещиков. А Орлова — княгиня, особа царских кровей. И вот этот комплекс, это стремление уравняться в звании со своей возлюбленной крайне важны для понимания не только их романа, а вообще всей человеческой истории! Потому что все, что мы делаем в жизни, Елена, мы делаем ради любви. В детстве, едва родившись, мы орем и сучим ножками, требуя, чтобы нас любили — взяли на руки, качали, кормили. В школе мы стараемся не хватать двоек — но вовсе не ради знаний, а только чтобы нас любили родители. Ну и так далее, всю жизнь. Мы совершаем подвиги и преступления, открываем новые земли и грабим банки, завоевываем народы и проникаем в тайны природы — только для того, чтобы нас любили. Бисмарк каждый год складывал к ногам возлюбленной свои победы в Европе. Все это великое и гребаное германское государство, Тройственный союз Германии, Франции и России — все, я уверен, было создано им ради того, чтобы Кэти постоянно видела рост его величия! И пока она была жива, его звезда неуклонно восходила, он добился феноменальной власти и воистину манипулировал королями и императорами. А когда из России пришло сообщение, что Кэти заболела чахоткой и умерла, Бисмарк тут же бросил политику, замкнулся в своем поместье, впал в депрессию и несколько лет не принимал никого, даже короля! Как вы думаете, отчего?

— Отчего? — осторожно переспросила Елена.

— Читаю по книге: «Бисмарку понадобилось долгих семь лет, чтобы смириться с потерей Кэти Орловой. Лишь нечеловеческим усилием воли, мучительной спартанской диетой и изматывающими упражнениями он отвоевал у смерти еще пятнадцать лет». — И Бережковский отложил книгу. — При этом учтите: Бисмарк таки получил от короля титул князя. Но теперь, после смерти Кэти, он уже ни в грош это звание не ставил. Согласно его завещанию, в его гроб вместе с ним положили не его ордена, а только агатовый брелок и портсигар, в котором он хранил ветку оливкового дерева из окрестностей Понт-дю-Гарэ… Вот такая история, Елена, вы не устали?

Чуть помолчав, она спросила:

— Скажите, вы видели фильм «Полярная звезда»?

— «Полярная звезда»? Никогда не слышал…

— Да, к сожалению, это малоизвестная картина. И старая — ей уже лет шесть, наверное.

— А почему вы спросили?

— Этот фильм снимали здесь, в Салехарде. Я тогда училась в пединституте и подрабатывала к стипендии показом мод. Ну, была моделью. И в этом фильме есть одна сцена… Короче говоря, я выполняю свое обещание. Если вы найдете этот фильм, то увидите в нем меня. Там есть сцена показа мод за Полярным кругом, ее снимали в нашем Дворце нефтяников…

Но Бережковский уже и так все понял и, не откладывая, набрал номер на своем мобильном телефоне, тихо сказал в эту трубку:

— Сережа?

— Нет, Коля, — ответили ему.

— Привет, Бережковский.

— Понял, пиццу и две «Балтики».

— Алло! — сказала Елена по городскому телефону. — С кем вы там говорите?

— Минуточку, Елена, — попросил он и, отодвинув трубку городского на расстояние вытянутой руки, снова негромко сказал в мобильный: — Нет, Коля, не пиццу. А за мой счет — живо в такси на «Горбушку». Кровь из носа, но достань там фильм «Полярная звезда». С меня — десять баксов! Все! Вперед! — и выключил мобильный.

— С кем вы там говорите? — сказала Елена.

— Леночка, я беру тайм-аут.

— Почему? Вам надоело со мной разговаривать?

— Нет, конечно! Просто за мной сейчас приедут, мне нужно ехать на студию.

— Хорошо, я вас отпускаю. Только один вопрос. Можно?

— Конечно.

— Скажите, а писатели завоевывают мир тоже ради любимой женщины?

— А вы знаете, кто подарил нам Достоевского? Мария Исаева, жена офицера-интенданта в Семипалатинске. Ссыльный Достоевский влюбился в нее так!.. Кем он был? Прыщавый, сутулый, тридцатитрехлетний каторжанин, автор единственной и уже полузабытой повести «Бедные люди», которого за связь с петрашевцами пожизненно сослали в каторгу и в солдаты. Где он и должен был сгинуть, если бы не эта любовь. О, там была такая интрига! Он соблазнял Марию больше двух лет. За это время спился и умер ее муж, а она полюбила другого. Но Достоевский все продолжал добиваться ее. Он обещал ей стать таким же знаменитым, как Толстой и Тургенев, и, как они, получать по 500 золотых рублей за печатный лист. Он обещал повезти ее в Москву, в Санкт-Петербург, в Европу. Она смеялась: «Вы же ссыльный солдат, Федор Михайлович!» И тогда он совершил подвиг — написал подхалимские оды царю и царице! Стихами! Эти стихи вы найдете только в полном собрании сочинений Достоевского и нигде больше. Но они есть! За них он получил от царя помилование и свободу. И Мария бросила молодого любовника и вышла за Достоевского. Так родился наш классик — сразу после свадьбы он сел писать. Хотя… — Бережковский замялся.

— Что «хотя»? — спросила Елена.

— К сожалению, то была пиррова победа.

— То есть? Не понимаю.

— Во время венчания Достоевский упал — эпилептический припадок. Судороги, конвульсии, слюна изо рта и прочие мерзости. И это вызвало у Марии физическое отвращение к мужу — навсегда! За семь лет их супружества она ни разу не пустила его в свою спальню… Но тем выше его любовный подвиг — он безропотно, до самой ее смерти, пронес этот крест мнимого супружества, усыновил ее сына от первого брака и стал, как и обещал Марии, таким же знаменитым, как Толстой и Тургенев.