Несколько веков назад плавание через Атлантику длилось месяцами. Недалеко от Нью-Мексико располагался городок Уиллесс. [19] Название он получил потому, что встарь у кого-то из путешественников через пустыню здесь слетело колесо фургона, и те решили, что, чем чинить, проще тут и пустить корни. С новыми технологиями месяцы сменились неделями, а потом и часами. За пределами гравитационного колодца механизмы, освободившись от сопротивления воздуха и тирании гравитации, преобразовали все еще сильнее. При удобном расположении на орбитах путь от Луны до Марса укладывался всего в двенадцать суток. Перелет от Сатурна к Церере — в несколько месяцев. И примитивные мозги, перенесенные сюда с равнин доисторической Африки, так и считали расстояние: от Сатурна до Цереры несколько месяцев. От Луны до Марса несколько дней. Расстояние измерялось временем и потому не слишком потрясало.
В медленной зоне все переменилось. По показаниям приборов, корабли Земли и Марса сбились тесно, как горошины в миске. Теперь они дрейфовали, сходились и расходились, занимая места в кольце пленников жуткой Станции. В сравнении с размером сферы они были очень близки. Но расстояние от них до Кольца измерялось временем, и это время их убивало.
Дальний из кораблей располагался от «Бегемота» в двух днях пути на челноке — если максимум скорости снова не сдвинут вниз. До ближайшего можно было допрыгнуть. Вселенная человека съежилась и продолжала сжиматься все больше. С каждым соединением, с каждым натянутым до звона голосом, выслушанным за эти долгие мучительные часы, Бык все больше убеждался, что его план сработает. Непостижимые, незнакомые и беспричинные угрозы здешней вселенной поразили всех выживших. Все мечтали о доме, стремились сбиться теснее, собраться одной деревней. Заработал инстинкт, противоположный воинскому, и пока Бык сумеет его поддерживать, пока они будут прикрывать друг другу спины и заботиться обо всех, кому нужна помощь, горе и страх не обернутся новыми убийствами.
Зеленый экран, возвещавший программу новостей, осветился голубым, и на нем появилась профессионально улыбчивая Моника Стюарт. Она выглядела усталой и серьезной, но человечной. Знакомое всем лицо. Лицо, с которым каждому было уютно.
— Леди и джентльмены, — заговорила Моника. — Добро пожаловать на первую передачу «Свободного радио медленной зоны». Мы говорим с вами из временной студии на борту корабля АВП «Бегемот». Я — гражданка Земли, однако надеюсь, что в этот тяжелый час наша программа будет полезна всем. Помимо передачи всевозможной несекретной информации планируем брать интервью у членов команд разных кораблей, у гражданских лиц с «Принца Томаса», а также передавать музыкальные концерты в прямом эфире. Я имею честь приветствовать нашего первого гостя, преподобного отца Гектора Кортеса.
В открывшемся окне появилось лицо священника. На взгляд Быка, довольно потертое. Отбеленные зубы сверкали слишком ярко, а ослепительные седины отливали сальным блеском.
— Отец Кортес, — обратилась к нему Моника, — вы помогали в спасательных работах на «Принце Томасе»?
Минуту казалось, что собеседник ее не услышал. Улыбка его дрогнула.
— Да, — наконец ответил старик, — я помогал, и это было… Моника, мне стыдно. Мне… стыдно.
Бык выключил передачу. Это уже было что-то. Лучше, чем ничего.
Марсианский фрегат «Кавалер», которым теперь командовал младший лейтенант Скупский, заглушил реактор и передавал остатки жизненного обеспечения и команды на «Бегемот». «Принц Томас» согласился на передачу раненых, бригады медиков и всех выживших штатских — поэтов, священников и политиков. В том числе — этого Гектора Кортеса с мертвыми глазами. Для начала было недурно, но Бык надеялся на большее. Если они продолжат тянуться сюда, если «Бегемот» станет символом спокойствия, стабильности и надежности, появятся новые заботы. Канал вещания даст новой общности лицо и голос. Надо будет еще поговорить об этом с Моникой Стюарт. Возможно, стоит организовать минуту молчания в память о погибших. И совет с представителями всех сторон, который займется планом эвакуации и начнет возвращать людей обратно за Кольцо, к дому.
Только вот торможение лишило их всех дальних кораблей. И Кольцо отдалилось от них, потому что двигались они теперь медленно — а расстояние измеряется временем.
Пискнул ручной терминал, и Бык опомнился. За стеной орала женщина, ей напряженно отвечал мужчина. Бык узнал голоса реаниматологов, пытавшихся вернуть к жизни какого-то бедолагу. Он был неравнодушен к медикам: они делали ту же работу, что и он, только в другом масштабе. Шевельнув плечами, он передвинул терминал и ответил на вызов. На экране появился Серж.
— Бист? [20] — спросил он.
— Превосходно, — ответил Бык. — Что там у вас?
— Марс его взял. Тащат ублюдка обратно — живьем.
Машинально, бессмысленно, Бык попытался сесть прямо.
Для него теперь «сидеть» было абстрактным понятием.
— Холдена? — спросил он.
— Кого же еще? Он на скифе, который потихоньку ковыляет к марсианскому «Хаммурапи». Через несколько часов доберутся.
— Нет, — сказал Бык, — надо, чтоб его доставили сюда.
Серж ладонью, по-астерски, кивнул, но его взгляд выражал сомнение.
— Аси дульче си, [21] но не представляю, как этого добиться.
Где-то далеко, ниже груди, у Быка шипел и вздувался компрессионный шланг, разгонявший кровь и лимфу по неподвижному телу. Бык его не чувствовал. Если прибор загорится, тоже не почувствует. В подсознании в тысячный раз шевельнулись атавистические страхи и отвращение к увечному телу. Бык ударил себя ладонью по переносице.
— Так, — сказал он, — я подумаю, что тут можно сделать. Сэм докладывала о ходе работ?
— Они уже сняли рельсовые пушки и сейчас срезают торпедные аппараты, но капитан узнал и очень недоволен.
— Ну, рано или поздно он все равно бы узнал, — вздохнул Бык. — Пожалуй, с этим мне тоже придется разобраться. Что еще?
— По-моему, тебе хватает и этого. Передохни, а мы поработаем, са-са? Не все же тебе взваливать на себя!
— Мне надо чем-то заниматься, — возразил Бык. Компрессорный шланг со вздохом сдулся. — Буду на связи.
В палату вместе с едкой вонью обожженной электрическими разрядами плоти вплывали тихие напряженные голоса. Бык уставился в голубовато-белый потолок над койкой, к которой его пристегнули.
Холден возвращается. Его не убили. Если что и грозит разрушить едва налаженное сотрудничество, так это свара за право запихнуть его яйца в мясорубку.
Бык почесал плечо — не столько потому, что зудело, сколько ради желания почувствовать свое тело. По правилам, Холдена следовало допросить, поместить под арест и начать переговоры об экстрадиции с теми представителями Земли, кто вел следствие по диверсии на «Сунг-Ане». Бык полагал, что парня изобьют в лепешку и выбросят за борт. Даже находясь под охраной, человек, ответственный за столько смертей, не мог чувствовать себя в безопасности.