— …как он принимает решения. Он отошлет всех обратно по своим кораблям, даже если для них это смерть, лишь бы…
— Вы уволены! Вам…
— …не отвечать за них. Ему плевать…
— …следует молчать! Я не разрешал вам!..
— …что опасность грозит всем, и если кто-то еще сорвется…
— Молчать! — взвизгнул Ашфорд и толкнулся от стены с искаженным яростью лицом. Он ударился в койку, навалился на Быка, схватил за плечи и встряхнул так, что клацнули зубы. — Заткнись, я сказал!
От рывка сорвались крепления, выскочила игла капельницы. Боль хлестнула Быка по спине — словно кто-то вкручивал штопор в позвоночник. Он попытался оттолкнуть капитана, но не находил опоры — костяшки пальцев били по твердому: по столу или по стене, он не знал. Со всех сторон кричали, кружилась голова, а мертвый груз тела и в невесомости натягивал трубки и катетеры.
Когда к миру вернулся рассудок, Бык косо висел над столом головой вниз. Па с Макондо держали Ашфорда за плечи — тот продолжал тянуться к нему скрюченными, как когти, пальцами. Серж остался у стены, готовый к рывку, но еще не определился, в какую сторону толкаться.
Рядом возникла доктор Стерлинг, поймала Быка за ноги и быстро, умело вернула на кровать.
— Нежелательно атаковать пациентов с переломом позвоночника, — говорила она, не прерывая работы, — поскольку им требуется покой.
Новая вспышка жестокой, горячей и острой боли пронзила шею и спину, когда врач пристегнула его к койке. Одна из трубок выскочила, к болтавшемуся в воздухе концу прилипла кровь и кусочки мяса. Бык не знал, в какой части тела торчала до сих пор эта трубка. На него смотрела Па, и он заговорил сдержанно:
— Мы уже дважды напортачили. Когда вошли в Кольцо и когда допустили отправку на станцию десантников. Третьего раза быть не должно. Мы сумеем собрать всех и вытащить отсюда.
— Опасные разговоры, мистер… — сплюнул Ашфорд.
— Обязанности капитана я исполнять не могу, — продолжал Бык. — Даже не будь я прикован к кровати — я землянин. Командовать должен астер, тут я с Фредом полностью согласен.
Ашфорд вырвался, одернул помятые Па и Макондо рукава и выпрямился у стены.
— Доктор, введите мистера Баку в кому. Это прямой приказ.
— Серж, — сказал Бык, — я требую немедленно взять капитана Ашфорда под арест.
Никто не двинулся с места. Серж почесал шею — ногти заскребли по щетине, и это был самый громкий звук в комнате. Па смотрела куда-то перед собой, на ее лице читалось мрачное недовольство. Ашфорд прищурился на нее. Тогда Па заговорила, мертвым, безрадостным голосом:
— Серж, вы слышали приказ шефа.
Ашфорд готов был кинуться на нее, но Серж уже ухватил его за плечо.
— Это мятеж, — сказал Ашфорд. — Это будет расцениваться как мятеж!
— Пойдемте со мной, — сказал Серж. Макондо хваткой конвойного взял Ашфорда за другое плечо, и все трое покинули помещение. Па осталась у стены, придерживаясь за ремень, дождалась, пока врач, бормоча себе под нос, переставит катетеры, проверит все трубки и мониторы. Бык почти не ощущал ее прикосновений.
Закончив, доктор тоже ушла и задвинула за собой дверь. Добрую минуту оба молчали.
— Похоже, вы переменили взгляды на мятеж, — заметил Бык.
— Очевидно, — вздохнула Па. — Он не способен здраво мыслить. И слишком много пьет.
— Это его решение привело сюда всех нас. Все трупы на всех кораблях можно подписать его именем.
— Ему это видится иначе, — заметила Па и, помолчав, добавила: — Думаю, он тратит много сил, чтобы видеть это иначе. И катится по наклонной. Думаю… думаю, он нездоров.
— Несчастный случай был бы проще, — сказал Бык.
Па выдавила улыбку.
— Мои взгляды не настолько переменились, мистер Бака.
— Я и не надеялся. Но сказать должен был.
— Давайте думать о том, как сохранить людей и вернуть всех домой, — предложила она. — Мне нравилась моя работа. Жаль, что она так кончается.
— Может, и кончается, — признал Бык, — но вы о медали мечтаете или о том, чтобы сделать, что надо?
Па бледно улыбнулась.
— Я надеялась совместить.
— Надежда не вредит, если не жертвовать ради нее здравым смыслом, — кивнул Бык. — Я буду и дальше стягивать всех на «Бегемот».
— Но чтобы оружие оставалось только у наших, — приказала она. — Мы примем всех, но чужой армии на борту нам не надо.
— Уже позаботился, — ответил Бык.
Па прикрыла глаза. Так легко забывалось, как она молода. Для нее это не первый рейс, но, вполне может статься, второй. Бык попытался представить, как бы чувствовал себя он, если бы почти мальчишкой ему пришлось взять под арест своего капитана. Скорей всего, перепугался бы до смерти.
— Вы правильно поступили, — сказал он.
— Еще бы вы этого не сказали! Я вас поддержала.
Бык кивнул.
— И я поступаю правильно. Спасибо за поддержку, капитан. Пожалуйста, помните: я буду платить за услугу, пока вы сидите в главном кресле.
— Мы не друзья, — сказала она.
— Этого и не требуется, лишь бы дело делалось.
Десантники были неласковы, но профессиональны. Холден однажды видел, как действует десантница в усиленном марсианском скафандре. Поэтому на обратном пути по пещерным залам и тоннелям Станции пленник, упакованный в стягивающую пену и взваленный на спину одному из парней как тяжелое оборудование, прекрасно сознавал опасность. Мужчины и женщины, скрывавшиеся под броней, только что видели, как создание чужаков разорвало на куски и сожрало одного из них; находились они сейчас на невообразимо чужой и угрожающей территории и вполне могли счесть его виноватым во всех несчастьях. Если он до сих пор жив, так это благодаря их выучке, дисциплине и профессионализму — качествам, которые Холден уважал, даже когда от них не зависела его жизнь.
Десантники переговаривались на недоступных ему частотах, так что для Холдена путь к поверхности прошел в жутковатой тишине. Он все надеялся еще раз увидеть Миллера, но мимо проплывали только застывшие как статуи насекомоподобные машины и сложные рисунки мха на стенах. Казалось, он начал различать закономерность в волнах и ряби, покрывших стены и пол, — узор, сложный и прекрасный, как круги от дождя на поверхности пруда, как мелодия. Холдена это не утешало.
Он пробовал связаться с «Росинантом», с Наоми, но то ли волочивший его десантник отключил ему радио, то ли что-то здесь глушило сигнал. Так или иначе, Холден никого не дозвался. Ни «Роси», ни десантники — никто ему не ответил. Осталось только мягкое покачивание и почти невыносимый ужас.