Я скажу, что его у меня украли. Я заявление в полицию отнесу. Я его укрою в…
А где, собственно?
У Дэна? Вот уж нет. Если будет сделана хотя бы попытка отобрать у меня Гарру, я с Дэном до конца дней своих разговаривать откажусь. Да и не станет он мне помогать прятать коня. Он у нас такой весь из себя правильный, такой высокоморальный и законопослушный. Где ему понять, что в жизни находится подходящее место и время решительно для всего, в том числе и для обмана…
Все так, но проблема-то остается. Где прикажете укрывать одноглазого коня, да притом полосатого?
* * *
Я брожу по пастбищу, точно тигрица в клетке, и тут меня осеняет замечательное решение. Я прижимаю ладони ко рту, чтобы не заорать, и хлопаю себя по карманам в поисках ключей. Нигде ничего. Наверное, я их на крючке у кухонной двери оставила.
Через несколько минут я распахиваю заднюю дверь и врываюсь на кухню. Останавливаюсь и перегибаюсь в поясе, пытаясь отдышаться после стремительной пробежки. Ева сидит за столом, листает журнал. Больше никого не видно. И никаких признаков ужина.
Я спрашиваю:
— А бабушка где?
— Без понятия, — отвечает Ева. — Фургон тут, а ее самой что-то не видно.
Я пересекаю кухню, даже не сняв рабочих сапог, и замираю в дверях.
— Мутти? — громко окликаю я, высунувшись в пустой коридор. — Мутти?
Секунду спустя дверь в столовую приоткрывается, и сквозь щелку я вижу лицо матери.
— Ш-ш, — произносит она, хмурясь. — Тихо! Папа уснул.
— У вас все в порядке?
Я вытягиваюсь на носках, силясь заглянуть в щелку.
— Все нормально, — отвечает она и тянет к себе дверь, перекрывая обзор.
— Ты точно уверена?
Я пытаюсь что-то увидеть поверх ее головы.
— Точно. Но ты не могла бы ужин приготовить?
— Мутти! Нет!
Она сурово смотрит на меня, серые глаза не мигают.
— Мутти, мне никак! Мне надо кое-куда съездить…
— Аннемари, я тебя прошу.
— Ну Мутти…
Я вглядываюсь в ее глаза и вижу, что надежды никакой.
— Ладно. Приготовлю…
— Спасибо, Liebchen, — говорит она, и дверь щелкает, закрываясь.
Да уж, Liebchen…
Я возвращаюсь на кухню. Я в полном отчаянии. Мне решительно некогда заниматься каким-то там ужином. У меня и так гонка со временем, потому что из страховой компании вот-вот позвонят. Или пришлют своих представителей. Может, мне взять Еву с собой и по дороге перекусить какой-нибудь пиццей? Да, но тогда придется ее во все посвятить…
Я совсем забыла про Жана Клода — а он выбирает именно этот момент, чтобы войти в заднюю дверь. Он обозревает кухню и, точно как я несколькими минутами ранее, замирает в изумлении: где ужин?
— Не спрашивай, — говорю я, упреждая вопрос. — Сама не в курсе, что происходит.
— Но хотя бы ничего не случилось?
— Нет, ничего. Он просто устал.
— А твоя мама?..
Жана Клода прерывает телефонный звонок. Я испепеляю телефон взглядом, страстно желая, чтобы он замолчал. Это не помогает, и на третьем звонке я беру трубку.
— Алло? — гавкаю я в микрофон.
— Э-э… привет. Это Брайан говорит, ваш домашний медбрат… Урсулу можно позвать?
— Она занята.
— Это Аннемари?
— Да, это я.
— Э-э-э… У вас все хорошо?
— Лучше не бывает. А что, собственно? — спрашиваю я раздраженно.
— Вам известно, что ваша мама отменила мои посещения на сегодня и завтра?
— Нет, я не знала.
— Простите, что спрашиваю, но… У нее есть еще кто-нибудь, кто ей помогает, или она рассчитывает справиться самостоятельно?
— Понятия не имею. Сами ее спрашивайте.
— Или она рассердилась, что я в тот раз опоздал?
— Ну да, на сорок минут. Австрийцы опозданий не любят.
— Я тогда колесо проколол, я же ей объяснял. Но не в том дело… Я к тому, что ей полагается сестринская помощь. Страховка ее покрывает. Так что если Урсула не хочет, чтобы именно я к вам приезжал, я с кем-нибудь другим договорюсь. Совершенно незачем ей через все это проходить в одиночку…
Я молчу. Я откровенно не люблю Брайана, меня передергивает всякий раз, когда я о нем вспоминаю, но его забота меня трогает. Особенно в свете того, что Мутти его уволила из-за проколотой шины.
— Я спрошу ее, — говорю я, стараясь, чтобы голос прозвучал как можно любезнее. — Сегодня вряд ли получится, но завтра я обязательно выясню, что происходит. Вы сможете перезвонить?
— Ну да, конечно, — говорит он. — Спасибо.
Я вешаю трубку. Ева успела переместиться на край стола. Подсунув под себя ладони, она болтает загорелыми ногами в воздухе. Жан Клод сидит на стуле во главе стола.
— Что?.. — спрашиваю я, потому что оба на меня смотрят.
— Как насчет ужина? — саркастически осведомляется Ева.
— К черту ужин, — говорю я.
Отворачиваюсь от них и опираюсь на кухонный стол. Край столешницы врезается мне в бедра.
— Что-то стряслось? — спрашивает Жан Клод.
— Мне необходимо кое-куда съездить…
— Если ты не возражаешь, может, я приготовил бы?
Какое облегчение! Я оборачиваюсь с широченной улыбкой:
— Правда? Тебя это не затруднит?
— Нисколько. Езжай, куда тебе нужно, и возвращайся, как сделаешь все дела. А я тут разберусь… Ева, ты мне поможешь?
— Обязательно, — чирикает она, соскальзывая со стола.
Я хватаю с крючка ключи и выскакиваю наружу.
* * *
Усилитель окраса, который я вроде бы видела в «Седлах Килкенни», при ближайшем рассмотрении оказывается обычным шампунем, который типа сделает ярче некоторые оттенки масти. В переводе на понятный язык — продукция для выкидывания денег на ветер.
Я решаю попытать счастья в парикмахерской неподалеку.
— Могу я вам чем-то помочь? — спрашивает изящная, точно карандашик, женщина за конторкой.
Макияж у нее такой, что до вторника не сотрется, темные волосы коротко подстрижены. Мне даже кажется, что я замечаю лиловые мелированные прядки.
— В общем, да, — говорю я, бочком подходя к стойке. — Мне бы переговорить со специалистом по окрашиванию…
Она окидывает меня внимательным взглядом, потом принимается изучать свои длинные ногти цвета спелого баклажана. И наконец говорит:
— Мы работаем только с постоянными клиентами.