Я запоздало спохватываюсь. Мой внешний вид!.. Под ногтями у меня траурная кайма, на многострадальной футболке, которую весь день мусолили лошади — зеленые пятна. До меня доходит, что ухоженная парикмахерша не желает иметь со мной дела. Не желает! Со мной! Я для нее оборванка! Для нее, которая деньги зарабатывает тем, что обрезки волос на полу подметает!
— А я на ваши услуги и не напрашиваюсь, — говорю я, надеясь, что в голосе сквозит арктический лед. — Мне просто нужна краткая консультация колориста. А если я вам подозрительно напоминаю помоечную кошку, так я, знаете ли, сюда приехала прямо из конюшни.
Все ее высокомерие вмиг испаряется.
— Господи, да я… я совсем не имела в виду… я бы никогда…
В помещение вплывает рослая, дородная дама. На горбатой переносице каким-то чудом удерживаются крохотные очки. Волосы цвета сахарной карамели выглядят сплошным монолитом.
— Нора, что произошло?
— Ой, Лиза, как хорошо! У тебя минутка найдется? Этой даме необходим твой совет…
Под маской сторожевого цербера таился всего-то кокер-спаниель. Стоило слегка топнуть ногой, и Нора только что хвостом не виляет.
Ну а я через две минуты сижу с Лизой в задней комнате, просматривая образцы цветовых решений.
— Вот он! — тычу я пальцем в очередную кудрявую прядь. — Вот нужный цвет.
— Этот? Вы точно уверены?
— Ни малейших сомнений.
Лиза чуть отступает и складывает руки на обширной груди. Ее взгляд перебегает с моего лица на волосы и обратно.
— Ну, не знаю, — с сомнением произносит она. — То есть решение, конечно, за вами, и если вам действительно так хочется, я все сделаю, просто позвольте высказать мое мнение. Видите ли, я думаю, такой оттенок волос будет плохо сочетаться с вашим цветом лица. Вы бледноваты, вас, простите, словно бы выполоскали. Обычно я посетителям такого не говорю, но, если честно, вам идеально подходит ваш естественный цвет. Может быть, вместо окраски вам стоит подумать насчет мелирования?
Шагнув вперед, она касается моих волос, пропускает пряди сквозь пальцы.
— Я бы, как специалист, поиграла с контрастом. Где-то сделала на полтона темнее, в других местах, наоборот, осветлила. Это вам больше подошло бы.
— Нет, — говорю я. — Хочу именно этот.
И снова указываю на медно-рыжую прядь из альбома.
Лиза глядит на меня по-прежнему озабоченно.
— Ваша воля, — произносит она. — Только должна вас предупредить, этот цвет очень тяжело отмывается. Если вдруг разочаруетесь, придется мириться с положением дел, пока волосы сами не отрастут.
— Отлично. Просто великолепно. Именно это и требуется.
Она награждает меня долгим строгим взглядом, но все же кивает.
— Ну как скажете. Сейчас справимся у Аннет, когда у нас намечается «окно»…
— Нет-нет, — поправляю я торопливо. — Мне требуется лишь краска. Я все сделаю сама.
— Краску я вам продать не могу, — отвечает она, суровея на глазах.
— Почему?..
— Потому что она предназначена только для профессионального использования.
— А где ее можно достать?
— Мы покупаем у оптовых поставщиков товаров для красоты и здоровья, но у вас навряд ли это получится. Тут требуется лицензия.
* * *
На мое счастье, владелец фирмы соответствующих товаров «Елена Троянская» вопросами лицензий не особенно озабочен.
Войдя в контору, я сообщаю ему, что мне требуется четыре тюбика краски «Шварцкопф 0-88». То есть ясно как божий день, что я не для парикмахерской их покупаю, но он только спрашивает, не нужен ли мне еще и проявитель.
— А что это такое? — спрашиваю я.
Тем самым я вручаю ему улику номер два. Впрочем, я уверена, ему наплевать. Я уже поняла, что сделка ему важней дурацких бумажек.
— Это такой катализатор, чтобы краска лучше держалась, — говорит он.
Я понимаю, что не ошиблась. Он снимает с полки три небольшие коробочки.
— А из чего он состоит?
— В основном из перекиси водорода. Бывает трех степеней концентрации. — И продавец выкладывает коробочки на прилавок передо мной. — Вот, вам еще кое-что понадобится…
Запустив руку в открытую коробку, он вытаскивает ворох резиновых перчаток. Я не обращаю внимания — рассматриваю коробку с проявителем.
— Перекись… Кожу раздражает небось?
— Может вызвать раздражение, если кожа очень чувствительная, но у большинства людей обходится без проблем.
— А если не применять его, что будет?
— Если волосы вроде ваших, окрашивание произойдет все равно. Если свой цвет темнее — можете с таким же успехом спустить денежки в туалет. Всегда лучше для начала волосы обесцветить.
— Ну и отлично, — говорю я. — Раз так, беру только краску.
— Вы уверены? По мне, взяли бы лучше десятый номер. Он и обесцветит немного, и волосы не пересушит.
— Нет, только краску. — И я подталкиваю тюбики «Шварцкопфа» к кассовому аппарату.
Кажется, он оскорбился, что я не последовала совету. Я это вижу по его лицу — брови вскинуты, губы поджаты. А еще он подчеркнуто избегает смотреть мне в глаза. Ну и что? Какое это имеет значение — краску-то я заполучила.
* * *
Возвращаясь домой, я чувствую, как понемногу отступает паника. Не знаю, остановила ли я неотвратимую колесницу судьбы, но палку в колесо сунула определенно.
По пути я заглядываю в конюшню, навещаю Гарру в его деннике. Он успел улечься в опилки — которых у него, естественно, полных три мешка, — но при виде меня тотчас поднимается на ноги.
— Прости, малыш, — говорю я и целую бархатный нос, тянущийся ко мне сквозь отверстие над кормушкой. — Лежал бы себе спокойно.
К стене возле денника привинчен небольшой деревянный ящик. Я поднимаю крышку и до времени закидываю туда пластиковый пакет с тюбиками.
— Это тебе подарок, малыш, — говорю я, обращаясь к принюхивающемуся носу.
Я почесываю нежную кожу у него на подбородке, а он забавно шлепает губами.
— Прости, — шепчу я, — это не совсем конфетка…
И последний раз целую его.
— Завтра обязательно принесу, обещаю. Если будешь хорошо себя вести во время одного особенного купания, все мятные конфетки будут твои…
* * *
— A-а, это ты, — говорит Жан Клод, когда я наконец появляюсь у него в комнате.
Не знаю, почему мне не пришло в голову постучать. Не пришло вот — и все. По счастью, он, кажется, даже не особенно удивился.
— Ага, я. И очень голодная.
Я прохожу и плюхаюсь на его диван. Потом оглядываюсь и спрашиваю: