– Здорово, что ты пришла, – сказал Марк и кивнул на диван. Обычно они сидели на стульях, по разные стороны от стола. Почему-то мать считала, что так правильно. Но сейчас ее не было, и можно сесть куда хочется.
Они расположились на диване и некоторое время молча разглядывали друг друга, привыкая, ища мелкие перемены в лицах, прическе, взглядах.
– Ты стала счастливее, – заметил наконец Марк.
– Наверное, – улыбнулась Ада, смущенно проводя рукой по волосам. – Я начала… больше общаться с людьми.
– Это тебе на пользу.
Она отвела взгляд. Как хотелось бы рассказать все брату! Но мать говорила, что ему стало значительно хуже и его нельзя волновать. Рассказы о странностях его всегда выводили из равновесия, а уж рассказ о такой странности…
– Что с тобой, Аделька?
– Можно я полежу у тебя на коленях? Как раньше?
– Конечно, – растерянно улыбнулся Марк. Отодвинулся на край дивана, чтобы дать Аде больше места. Она положила голову ему на колени, сложила ладошки вместе и закрыла глаза. – Ты чего это? – тихо спросил Марк, проводя рукой по ее волосам. – Совсем мама зачморила? Ты ей скажи, чтобы не обижала, а то я вернусь и буду с ней серьезно разговаривать!
– Ты, главное, вернись, – пробормотала Ада, засыпая.
– Ты стала появляться чаще, – заметил Марк. Он стоял, прислонившись к дереву, и улыбался.
– Я уснула, да?
– Сразу же. Пойдем! – Он направился к качелям. – Помнишь, ты всегда приходила ко мне, когда было страшно по ночам.
– И засыпала у тебя на коленях, – добавила Ада, вспоминая. – Это было так давно.
– Ничего не изменилось, ты по-прежнему приходишь ко мне, когда страшно.
Марк сел на качели и оттолкнулся от земли. Ада встала рядом.
– Почему ты думаешь, что мне страшно? Наоборот. Я счастлива. Все настолько по-другому!
– Но не я.
– Не ты?
Ада тут же погрустнела. Конечно, как бы весело она ни общалась сейчас с парнем, сидящим на качелях, он был просто миражом. А брат, ее брат, сидел сейчас на диване в комнате отдыха в больнице. И, несмотря на изменения и умения, Адель ничего не могла с этим поделать.
– Как мне быть? – спросила она у призрака. – Помочь тебе… ему? Как мне вернуть его?
– Спроси его об отце или расскажи о Мирграде. Поговори с ним хоть о чем-нибудь! Хватит печься о его здоровье, поговори с ним, наконец!
Ада помотала головой.
– Но как это поможет? Он только будет волноваться. Я не хочу, чтобы ему стало плохо.
Призрак слетел с качелей и мягко приземлился на землю.
– Вот в этом ваша проблема. А сейчас ему хорошо?
– Нет, – уныло ответила Ада.
– Ты даже не представляешь, насколько нет!
Что-то в его голосе испугало Адель. Брат никогда не говорил с такой злобой. Но почему он на нее злится? Она же ничего не сделала. Она просто не хочет, чтобы из-за нее брату становилось только хуже. Мать и так ее все время ругает за то, что она достает Марка.
Вдруг призрак подошел к ней и крепко обнял. Уткнулся носом в волосы и прошептал:
– Разве ты не видишь, что с ним происходит? Он исчезает, растворяется. Ты знаешь, что он просыпается только тогда, когда ты приходишь? Ты знаешь, что он живет от встречи до встречи, а все остальное время лишь вспоминает?
Не я, а он становится призраком. Все, что у него и осталось, это я и эти сны. Но скоро и меня не будет. Он исчезнет так же, как исчез отец. Точно так же.
– Марк…
Но Ада была уже одна.
– Марк!
– Все хорошо, Аделька, – шептал брат. – Это просто кошмар. Так не выспалась?
– Что?
– Ты уснула, как только легла. Не выспалась?
Ада открыла глаза.
– Марк…
Он подмигнул ей и улыбнулся.
– Поднимайся, засоня. Нас скоро прогонят.
Ада села.
– Прости, я… Я долго спала?
– Ну… Прилично.
Марк смотрел на нее с улыбкой, но Ада видела, что ему не по себе. Она всегда понимала, что с ним происходит, и отчетливо видела, что брат беспокоится, пусть и пытается это скрыть.
– Адель, мне кажется, что-то произошло, но ты не хочешь мне говорить.
Она нервно облизнула губы. Марк смотрел на нее, не мигая, но казалось, что он и правда лишь недавно проснулся. Они дают ему лекарства, от которых он почти все время спит?
Вопрос уже сформировался в голове, но Адель не хотела его озвучивать, стараясь увести мысли в другую сторону. И все-таки… Мог призрак говорить правду? Неужели тогда она имеет право задать вопрос, который боялась озвучить уже много-много лет.
– Ты помнишь его? – Она не смогла сказать «отца», она давно отучилась произносить это слово. Но знала, что брат поймет.
Он нахмурился и обхватил себя руками за плечи, уставился в пустоту. Ада уже почти пожалела о своем вопросе. Об этом нельзя говорить, ни в коем случае, но призрак сказал – спрашивай, а ей так всегда хотелось узнать хоть что-то. Отец ушел слишком рано, она почти его не помнила. Только руки, пахнущие сигаретным дымом и мятными леденцами. Даже лицо расплывалось в ее воспоминаниях. Лишь руки – огромные, нереально огромные в понимании ребенка.
– Я не хотел бы, чтобы ты думала о нем плохо, – помолчав, сказал Марк. Он говорил медленно и немного неуверенно. – Он ушел потому, что не мог иначе. Другого выхода не было.
– К другой женщине? У нее родился ребенок? – Ада много раз обдумывала это. Он не мог просто так их бросить, только не он. Должно было случиться что-то серьезное.
Марк почему-то улыбнулся.
– Нет, нет, Аделька. Совсем по другой причине. Может быть, когда-нибудь я тебе расскажу. Он просил рассказать. Когда-нибудь.
– Он просил? – Ада начала понимать. – Ты что, знал, что он уйдет?
В тот день мать рыдала так, как никогда в жизни. Она заламывала руки, била посуду, чем ужасно пугала маленькую Адель. Для матери это был шок. Отец ушел, ничего не сказав. Просто однажды они проснулись, а его не было. Все вещи остались дома, исчезла только одежда, в которой он собирался идти с утра на работу, ботинки и куртка. Ну и еще сам отец. Сначала они пытались что-то сделать, искать, но заявление в милиции не приняли. Что за глупость – человек, пропавший из дома? Матери говорили, что мужья уходят, и это не повод вызывать милицию. Сначала она не верила, потом смирилась.
Но никто не знал, что случилось тогда утром. Отец не оставил ни записки, ни письма. Он так никогда и не дал о себе знать. Мать обзвонила все морги и больницы, но словно по инерции, будто понимала, что не найдет его. Сначала Адель бросалась к двери и телефону при каждой трели, но вскоре перестала. Постепенно из поля зрения начали исчезать отцовские вещи – что-то выкидывалось, что-то убиралось в чулан. Вскоре нельзя было даже сказать, что в этом доме жил кто-то кроме матери, Марка и Адели. Постепенно он исчезал из памяти, как будто и не было никогда.