Квартира эта была его личной норой. Не знал про нее никто. Коммунальные платежи вносили соседи, он оставлял им деньги из расчета на год-полтора. Кто он и зачем приезжает и уезжает, они представляли в рамках однажды проглоченной истории, в подробности не вдавались, и они же присматривали за целостностью входных дверей. Тут можно было отлежаться, пока не сложится из коробочки с пазлами карта с путь-дорогой, путем заповедным, местом заветным.
Потом ванну принимал господин-товарищ Болотников. Пес только частично одобрил перечень купленного, и потому отправился на поиски сам, оставив Сашу смывать пыль и копоть времен со своего трудового тела.
Поселок этот когда-то всем своим населением работал на «оборонку», которая, всего-то в двух километрах, под землей. Консервация. Страну ликвидирует комиссия под председательством маленького гоблина, а она законсервировалась, легла лицом вниз, закрыла голову руками, закрылась на стальные двери, надеется переждать и перетерпеть. Только двери эти более хлипкие, чем те, что наспех клепали в домостроительных комбинатах и навешивали потом тысячами. Жили за дверями ненатужно, пьяно и бездумно. Великолепно жили. Как в раю.
Пес крупно нарезал помидоры, огурцов, сладкого перца, банку маслин черных с косточкой открыл и половину выложил в тазик с салатом, брынзу болгарскую крупно накрошил, заправил дорогим оливковым маслом, поперчил, присолил, уксусом капнул, перемешал слегка.
Саша купил сервелата, сыра с большой дыркой и копченую курицу. Но главная его покупка привела Пса в безудержное веселье.
— Зачем нам рулька?
— Студень будем варить. Очень люблю. Часов пять, шесть и готово. Потом в холодильник. Я и горчички взял. И приправы. С бодуна первое дело.
— Ладно. Ты только потом вари. Не сейчас. Вонять же будет.
— Разве рулька воняет? Рулька это… рулька.
— Тяжело тебе придется в скором времени. Там, куда мы поедем, другая, несколько еда.
— В Ленинграде?
— Ты креветки будешь?
— Консервированные?
— Нет, брат. Настоящие.
Пес сковородку оливковым маслом полил и креветки из пакета, только что купленного, выложил. В один слой. Потом еще и еще. То, что получилось, выложил в кастрюльку, выдавил сверху половину лимона, закрыл крышкой.
— Сегодня отдыхаем.
Саша пил не стесняясь, не хмелел, ел талантливо, потом как-то сразу сник, прилег на диван в комнате за стенкой, уснул очень быстро.
Ночью Пес проснулся. В отличие от Саши он спал на всем чистом, растекаясь в относительной этой безопасности благодарной какой-то лужей. Там, в Каргополе не было у него покоя. Родина его отошедшая, озеро, рифмующееся с плачем, прилюдная безвозвратная гульба, больница для убогих и встреча с отцом-клириком, отцом, имя которого он даже и не спросил, благословение на невозможное путешествие, побег с предсмертного одра. И не было это случайным.
Он умылся холодной водой, вытерся тяжелым полотенцем, вышел на балкон. В домах напротив горел свет в нескольких окнах, во дворе, рядом с песочницей, добивала ночь компания подростков. Добивала шумно. И он решился. Молитвослов имелся у него здесь и Новый Завет, как инструментарий той самой работы. Вот они. Лежит в ящике стола и иконка «Скоропослушницы».
Он принес из комнаты фонарик. Здесь на балконе было свежо. Табуретка деревянная, валик поролоновый под затылок и опереться на кирпичную стену. Что там сейчас? Будем считать, что утро.
После утреннего урока стал читать «Евангелие от Матфея». Примерно через час задремал, книжечки выпали из рук, он очнулся, вернулся в комнату, разделся, лег и спал без сновидений до восьми.
…Когда очнулся утром, Саша уже навел порядок на кухне, пахло кофе и жареной колбасой.
— Сегодня на Невский? Лавра, Казанский, Адмиралтейский…
— Не Адмиралтейский, а Адмиралтейство. Флотом оттуда управляли.
— Во как! А сейчас откуда управляют?
— А сейчас флота нет. Управляют его ликвидацией прямо из кабинета премьер-министра.
— Ты такого не говори.
— Я тебе еще и не такое скажу. Паспорт неси.
— Зачем?
— Документ один на тебя выправить. Полезный.
— А Невский?
— А на Невский, брат, не сегодня. Без паспорта на Невский нельзя. Там менты злые. Так. Болотников Александр Иванович. Пятьдесят восьмого года рождения. Безработный.
— Как безработный… Ты меня нанял, я и работаю. Вот яичницу ем. Ты пиво будешь?
— Потом и не сейчас.
Пес ушел в комнату, достал трубку мобильника с книжной полки, пакетик с «сим-картой», активировал ее. Позвонил, не называя никого по имени, сказал контрольную фразу, послушал, покивал головой.
— Через два часа на платформе. О кей! — назначил кому-то встречу.
Посмотрел на Сашу.
— Значит так. Остаешься пока за хозяина. Из дома не выходить, на звонки не отвечать.
— А ты?
— А я на встречу.
— Ты бандит все-таки!
— Ошибаешься, брат. Я просто палач.
— Киллер?
— Обижаешь. Я палач.
— Это ты меня обижаешь. Включил дурку и радуешься…
— Да ладно тебе. Я — бизнесмен на отдыхе. Про спор хозяйствующих субъектов, слыхал? Все в рамках закона. Расскажу потом.
— Мне что сейчас делать?
— Пей, закусывай. Я скоро.
Пес передал в Девяткино паспорт Саши и один из своих, вынутых из тайника под паркетом, молодому человеку неопределенной наружности. Срочное оформление всех документов, включая Сашин заграничный паспорт с греческой визой в течение двух суток, стоило ему тысячу евро. Теперь он будет некоторое время жить под именем Андрея Юрьевича Анисимова, родившегося в городе Иркутске, пятьдесят два года назад. С Болотниковым все же было легче. Он, как и был собой, так и остался. На рынке, что рядом со станцией, Пес купил две удочки, всевозможную снасть и червя калифорнийского в достаточном количестве, для коего приобрел дорогой, красивый контейнер. В городе до отъезда ему появляться было не желательно.
…До санатория СКА — пятнадцать минут на «маршрутке». Потом еще с пол километра под горку, КПП, через который персонажей с удочками пропускают беспрепятственно. Там пирс полурухнувший, садись на левую оконечность, забрасывай и жди. Через минуту на крючке ерш с палец, или «матрос». Или плотва, грамм в тридцать. Просидишь весь день, попадешь на подлещика. А вообще отсюда таких «зверей» таскали, прямо из-под ног. Довелось и Псу. Не первый раз он здесь пережидает смутные времена. Сегодня пасмурно, оттого нет купальщиков. Ловят рано утром и после двух.
— И это все? — спрашивает Саша часа через два.
— Это конечно не Лаче и не Онега. Не Ладога. Но главное сейчас не результат, как ты понимаешь.