Саша уже вполне освоился в городке и очень быстро обнаружил, что никакой аптеки здесь нет в помине, вернее, она была, но не работала. Покрутившись и прикинув «свои котировки», он отправился к Рати. Тот объяснил, что получить доктора сейчас, по некоторым причинам проблемно, но возможно. И это будет стоить несколько денег. Если они туристы, то у них есть страховка и телефон, по которому можно вызвать доктора. Но все равно это стоит денег.
— Да плевать ему на деньги. Врача мы ждать устанем.
— Правильно.
— Дай таблеток каких.
За таблетками послали девушку «гречку». От себя Рати добавил бутылку дорогого красного вина. По его словам, снимает любые приступы.
Пес лежал в номере, осклизлый от пота и жалкий. Приступили к лечению.
Пес таблетки стал жрать, как будто это креветки, и Саша коробочку отобрал. Первый раз он такое видел. Потом Пес воды выпил литра два и уснул. Храпел сильно и как-то навзрыд. Противоестественно храпел. Саша испугался, посидел рядом, потом успокоился.
Проснулся Пес после полуночи.
На пирсе он искупался в море.
Потом молился про себя. Молитвы этой не было в Молитвослове.
Утром Пес решил оставить ослика в номере, когда настанет долгожданный отъезд на Афон. Он под утро представил себе конвейер ослиной фабрички, на котором одни глаза. Умелые руки гречек монтируют их, клеят, доводят до товарного вида, чтобы и хрусталик, и роговица, как живые. Потом эти живые глаза идут по конвейеру и падают в глазонакопитель.
Саша забрал ослика и полез было за деньгами, но Пес его решительно обсмеял. За всех козлов и баранов заплачено.
— А что ослик? Почему ослик?
— Почитай Святое писание. Поймешь. Очень нужное и своевременное животное. Так что, не пожалеешь.
— Не пожалею, — согласился Саша.
…На следующий день море стало неспокойным и некоторое время возможность прихода парома оставалась проблематичной. Пес успокоился. Они сидели с Сашей у немца и пили кофе с пирогом. Диметрионы получены, списки сверены, законы соблюдены. Наконец пришла весть: паром будет, но до Дафнии. В такую погоду Пантелеймон не принимает.
— Это из-за меня, — прокомментировал Пес.
— Ты-то тут при чем?
— Всегда есть кто-то, кого грехи не пускают, — добавил он.
— Да ладно тебе, — стал его успокаивать Саша, — может быть, это я более отвратный.
— Не льстите себе, товарищ из Каргополя.
На паром пускали по предъявлению паспорта, диметриона и билета. Те, кто купил билет на берегу, в конторке заплатил больше. На борту вышло меньше. Саша все это считал и прикидывал. Наверное, если бы его вырвать из Каргополя, отвадить от рыбалки бесконечной и бражки, приставить к делу и научить тыкать в клавишки, он стал бы достойным членом общества. Как тот туземец. Только у него было другое предназначение.
Суденышко, набитое донельзя, качалось на волнах. Внизу, в каюте для монахов, было не многолюдно. Кто-то пил кофе, кто-то перебирал четки. Буфетчик выдавал тосты с сыром или ветчиной и сыром, пиво, фрапе, воду и пепси-колу. Пес пресек Сашино движение к стойке. На верхней палубе они сели в кресла у левого борта. Моросил теплый дождичек, бросал капли в лицо добрый ветер, проплывали берега полуострова — скиты, монастыри, пещеры, облака повыше и небо еще выше. Краски открытые, композиция лобовая, устойчивая.
— И что это вот слева? — прервал плавный ход путешествия Саша.
— Там люди живут.
— А рыбу там ловят?
— Нет. Впрочем, есть одно озерцо.
— Отведешь. Вот это что, усадебка?
— Это скит.
— Как это?
— Ты отвыкай от сибирского понимания жизни… Это у нас скит — изба рубленая и староверы с обрезами. Так ты все это усвоил.
— Примерно.
— Здесь скит может быть еще круче. Пещера с узким лазом и там матраска или солома. А, может быть, и вот так. Дом, каменный, добротный, с верандой, с кухней, с солнечной батареей, обязательно с огородом и садом.
— Да как же так? Зачем столько?
— А паломников где принять? Накормить, уложить, помолиться?
— И что? Всех принимают?
— На четверо суток. Только не свинячь, и молитвенное правило выполняй с ними.
— А потом?
— А потом договаривайся. Если есть вакансия и надобность, можешь работать. Тебе поесть дадут. Рицинки.
— Это что?
— Это узнаешь. И то не везде и не всегда. Но припасено. Винцо местное.
Саша задумался. Тем временем верхняя палуба почти освободилась, только они и еще несколько мужиков, по разговору — сербов, прикрываясь полиэтиленом, остались наверху.
Потом снова было солнце, поближе к Дафни, и на палубе появился монах с торбочкой, откуда пошли по рукам путеводители по Афону на греческом, на английском, иконки, крестики.
— Кстати… У тебя крест-то есть? — спросил Пес.
— Так оно вышло, что нет.
— То есть?
— Ну, потерял. А потом, все как-то не доходили руки.
— Ты Саня… Как бы мне слово подходящее подобрать…
— А, давай, купим.
— Я тебе сам куплю.
Пес выбрал мельхиоровый крестик с зеленью. В качестве бонуса они получили от монаха брошюрку.
— Отлично. Тут фотографии. И карта. Все понятно.
— Чего тебе понятно?
— Что надо, то и понятно, — опять обиделся Саша и отвернулся…
Паром, естественно, тащил на себе и автомашины, числом в четыре. Один потешный грузовичок «тойоту» и «вольво» — белую и оранжевую. На берегу паслись ослики.
— Нет здесь осликов, — прокомментировал Пес.
— А это кто?
— Мулы. Мулашки. Получаются скрещиванием лошадей и ослов.
— И кто кого скрещивает?
— Это мне неведомо. Не изучал. Не задумывался. Наверное тот, кто больше ростом.
— А что здесь мулашки, зачем? — продолжал упорствовать Саша.
— А затем, что здесь, который век по горным тропам и террасам они таскают грузы. Вьюки. Но продолжать род не могут. Здесь нет никакой твари женского рода.
— Не может быть.
— Пойди, проверь…
Чем ближе паром приближался к берегу, тем более оживали греческие служащие. Те, кто на пароме, не пускали пассажиров к выходу — транспорт прежде. Те, кто на берегу, озадачились той же целью. Наконец, служебные крики и жесты прекратились, машины съехали на берег, монахи, паломники и имитирующие их туристы покинули борт. На берегу заработала таможня. Пес ступил на Святую землю, и Саша последовал за ним.