Неподвижная звезда начинает холодно сверкать множеством красок, как злобная ледышка. Лука видит, как эта таинственная звезда растет и увеличивается. Он чувствует: сейчас, в это мгновение, взглянули на нас безжалостные глаза охотника.
«Молчи», — говорит ему в ужасе внутренний голос.
Но Лука уже произносит:
— Я вижу злую звезду над нами.
Ему кажется, что вот-вот его ударят кнутом по спине. В наказание.
В ее голосе страх:
— Не смотри вверх и не говори об этом.
Птица снова свиристит. Все громче и громче. Она верещит так, словно длинным крючковатым клювом подпиливает деревья в саду жизни, в лесу жизни. Лука думает: «Я не скажу об этом». Он смотрит на нее. Она как будто ничего не слышит.
Потом:
— Не угрожает ли любви смертельная ловушка?
— Какая?
— Похоть.
В ее глазах слезы.
Он продолжает:
— Я чувствую, в чем проклятие разврата. Она ускользает. Она отдаляется от возлюбленного, и это ее убивает. — Он бросается перед ней на колени и шепчет: — Мы должны навсегда оставаться братом и сестрой.
Они в комнате. Она одета в белое платье из флера и держит в руке свечу.
Ночная птица пилит все настойчивее.
Она говорит с дрожью в голосе:
— Закрой окно.
Лука спит. Сладкий аромат тимьяна окутывает его. Внезапно в дверь громко стучат. Он просыпается, вскакивает. Вот он стоит на лестнице большого дома. Испуганные люди спешат наверх и обратно. Женщины с распущенными волосами и в ночных рубашках. Некоторые несут тазы и полотенца, другие — зажженные свечи. Все стонут и шепчутся. Он слышит: «Женщина!» — «Она умирает!» — «Слишком поздно!» — «Пошлите за помощью!» — «Женщина…»
В бешенстве выбегает он из дома, с рычанием и ревом. Он мчится по саду, перепрыгивает изгородь.
Уже утро. Небо заволокло тучами. На нескончаемом крутом откосе густой кустарник бросается ему навстречу. Лука изодран и исцарапан. Он все время кричит:
— О Боже! Боже! Боже!
Вот он попадает в болото, увязая в трясине все глубже и глубже. Вязкая жижа ему уже по грудь. Он не может сопротивляться. Но снова и снова пытается выбраться. Вот он стоит на проселочной дороге. Он больше ничего не понимает.
На цыпочках входит он в спальню. Она в постели, она умирает, на лбу у нее полотенце. Она так прекрасна, ее тело будто парит в воздухе. Он проклинает свою преступную плоть. Он кидается к ее постели и падает на колени.
— Я во всем виноват!
— Вины нет. — Она улыбается, и в этом мгновении — триумф языческого мира.
— Я убил тебя.
— Мы это сделали вместе, — тихо успокаивает она.
Он стонет:
— Ты не должна умирать! Тебе нельзя умереть!
Лицо ее сияет гордостью, когда она говорит:
— Если я умру, то принесу себя в жертву твоему духовному выздоровлению.
О, не знающий страданий сновидец!
Жестокая действительность должна стать и твоей реальностью. Единым должно быть твое существование, иначе никогда не начнешь ты жить и никогда не умрешь!
— Любимый мой! Наверное, все это кажется тебе адом.
Она приподнялась на постели.
— Напиши свое имя на листке бумаги, мне положат его под язык. Так сильно я тебя люблю!
— Жить, жить, жить… — лепечет Лука.
Она говорит:
— То, что станет самым святым, нашим завершением, — вот тут! — Она кладет ладонь на голову коленопреклоненного. — А теперь иди!
— Куда? — спрашивает он.
— Искать, искать! — слышит он еще.
И тут он проснулся. У его постели стояла жена горняка. Теперь голову ее покрывал платок, а другой был накинут на плечи.
— Пора! Я должна идти в карьер к мужу.
Он был растерян, не пришел еще в себя. За окном уже светало.
— Вы нашли забытый сон?
— Нет. Это был не тот сон. Другой. Прекрасный и страшный.
Женщина поставила перед ним молоко и хлеб, взглянула ему в лицо и сказала:
— То, что было предсказано, произошло. Вы у меня переночевали.
— К тому, что я ищу, я подошел ближе, намного ближе, — ответил он, — но своего сна я еще не нашел.
— В третий раз вы его, без сомнения, отыщете.
Тут оба подошли к двери.
Она несла в руках два кувшина. В одном молоко, в другом — красное вино.
Это — жертва, которую ставят мертвецам у входа в преисподнюю, подумал Лука. А потом сказал самому себе:
— Куда же теперь?
Добрая женщина взяла его за руку.
— Идите все время по лесу. Отдайтесь судьбе. Если вы не найдете свой сон к полудню, он будет потерян навсегда. Поднимитесь на холм, поросший дубами, если он перед вами появится. Я сама там уже была. Там в сиянии полдня встречает меня мой любимый. Женщинам не заказано там появляться. Мужчинам же это запрещено, если их туда не послали.
Он почувствовал, что жена горняка не касается больше его руки; когда он поднял голову, она исчезла.
Снова вошел Лука в лес и часами бродил меж деревьев. Сегодня, однако, ни поляны, ни долины, ни просеки ему не попадались, и ничто не отвлекало странника от глубокой сосредоточенности. Все время он думал о женщине из сна, как лежала она, умирая; он снова переживал, как выбирался из трясины болота, взывая к Господу; страх снова проснулся в нем, и все услышанные во сне слова веяли холодным дыханием ему в затылок.
Странствия его первого дня были тоской по родине, скитания второго — страстным желанием, а третий день его был наполнен любовью. Наступил полдень, и все запахи леса исчезли, легчайшие дуновения ветерка затихли, птицы смолкли. И вот перед ним — холм со старыми дубами на вершине, о котором рассказала ему жена горняка. Жил ли уже этот холм в его памяти? Бывал ли здесь Лука в годы своего детства? Он отмахнулся от этой догадки. Он поднялся по узенькой тропинке наверх. На вершине холма в середине дубового леса находилась поляна, а на поляне поднималась очень широкая, низкая, круглая каркасная конструкция из старой фанеры с отблескивающими окнами. Все строение было совершенно оголено. Двустворчатые ворота стояли широко распахнутые, и блестящая гравиевая дорожка перерезала строение по диаметру.
Лука прошел через ворота во двор. Ему пришлось закрыть глаза, ибо он почувствовал: именно это ему и приснилось.
Небо над широким двором было невероятно синим, и в этой синеве порхал вверх и вниз обезумевший от собственного пения жаворонок. Вдоль стены, белой до рези в глазах, тянулся высокий помост, на котором стояли в ряд сотни странных предметов, тоже слепивших глаза серебряным блеском.