Одним из немногих современных домов была и вилла «Мон-Репо». Про неё рассказывали довольно занятную историю. Виллу построили почти столетие назад для эксцентричной француженки, лирической поэтессы, излюбленной позой которой была усталость от жизни. Она прослышала, что где-то на Непенте имеется высоченный обрыв, единственный в своём роде, очень удобное место для всякого, кто пожелает покончить с собой. Поэтесса решила, что неплохо бы поселиться к нему поближе — вдруг пригодится. В Париже, говорила она, ничего подходящего не сыщешь — сплошь пятиэтажные отели и тому подобное, а мысль о том, чтобы броситься вниз с одного из таких искусственных возвышений, противна её чувствительной натуре, она хочет умереть, как Сафо {55}, бывшая её идеалом. Поэтесса купила кусок земли, прислала архитектора, который выстроил и обставил дом. После этого, завершив все свои дела во Франции, она обосновалась в «Мон-Репо». В вечер приезда она поднялась по крутому склону, расположенному на задах её владений, и остановилась лицом к югу, глядя с верхушки отвесной каменной стены высотой в восемьсот-девятьсот футов на покрытое рябью волн море. От этого зрелища ей стало как-то не по себе. Дальнейшее знакомство с обрывом не породило, вопреки пословице, презрения; её приходы сюда становились всё реже и реже. Она умерла в своей постели, прожив аридовы веки и написав учёную брошюру, в которой доказывалось, что рассказ о прыжке Сафо со знаменитой серебристой скалы представляет собою миф, «сенсационный вымысел чистой воды», сказочку грамматистов, «безнадёжно несовместимую со всем, что мы знаем о характере этой великой женщины».
Всё это епископ услышал от мистера Кита. Последнему история Сафо очень нравилось, по его словам она в наиполнейшей мере отвечает человеческой природе и делает столько чести уму старой дамы, что он непременно отправился бы засвидетельствовать ей своё почтение, не умри она за много лет до его приезда на остров. Сам же мистер Кит услышал историю, разумеется, от Эймза, который в качестве комментатора «Древностей» Перрелли, имел обыкновение собирать всякого рода странные сведения относительно находящихся в частном владении домов и даже раздобыл в ходе своих исследований экземпляр той самой брошюры — он намеревался воспроизвести её вместе с прочими, ей подобными, в приложении, озаглавленном «Современная общественная история».
Дорога, добравшись до Старого города, прервалась. Мистер Херд вылез из повозки, прошёл описанной ему Денисом тропкой и вскоре оказался перед дверьми виллы «Мон-Репо». То был простенький домик, окружённый розовым садиком и тремя-четырьмя каштанами. Сразу за ним круто уходил кверху обрывавшийся прямо в воздухе склон. Мистер Херд заключил, что обрыв, видимо, находится прямо за этим склоном, и подумал, что если так, то дом мог бы стоять от него и подальше, во всяком случае на его, мистера Херда, вкус. Мистер Херд вполне понимал чувства французской поэтессы. Он тоже не любил обрывов. Самое большее, что он способен был сделать, не испытывая головокружения, это глянуть вниз с церковной колокольни.
На ступеньках, ведущих в дом, сидела рядом с пустой колыбелью лохматая старая ведьма — худющая, устрашающе сложенная, с крючковатым носом и смуглой кожей. Встрёпанные седые волосысвисали, совсем как у скай-терьера, на лоб, наполовину закрывая угольно-чёрные глаза. Она поднялась, перегородила дверь смахивающей на клешню рукой и с недоверием оглядела епископа.
«Цербер! {56} — подумал он. — Не иначе как та самая старуха, что понимает хинди. Хотел бы я знать, понимает ли она и английский?»
Похоже, что понимала; а может быть, доброе лицо епископа расположило к нему старую женщину. Во всяком случае, в дом она его пропустила.
Но дом оказался пуст. Миссис Мидоуз, по-видимому, отправилась на прогулку и ребёнка взяла с собой. Епископ, решив подождать, присел и принялся оглядывать жилище кузины. Мирное прибежище, проникнутое домашним духом. Епископу, прирождённому домоседу, к тому же успевшему, несмотря на молодость, немного устать от скитаний по свету, оно показалось милым. Он позавидовал счастливой семейной жизни кузины. Доведётся ли и ему когда-либо вкусить такой жизни? Хотя она, подобно ему, была на Непенте не более чем перелётной птицей, ей удалось сообщить этим скромно обставленным комнатам отпечаток собственной личности, заполнить их атмосферой Англии. Тяжёлые вазы со свежими розами стояли по комнатам. Что же она представляет собою теперь, после стольких лет? Узнает ли его? Слышала ли уже о его приезде на остров?
Миссис Мидоуз так и не возвратилась. Может быть, встретила каких-то из друзей или соседей, и те оставили её с ребёнком обедать. Старуха то ли не желала, то ли не могла сообщить ему что-либо определённое о местонахождении кузины. Прождав около часа, он набросал коротенькую записку, положил её на письменный стол и ушёл. Взгляд страховидного создания проводил его до самого выхода из сада. Вместе с запахом роз…
День клонился к вечеру, когда мистер Херд, пребывавший в безмятежном, созерцательном настроении, вновь приблизился к розовым бастионам Старого города, намереваясь пешком возвратиться домой.
Он вышел из города через те из четырёх ворот, что глядели на запад. Под ними, по обе стороны от дороги, устроены были скамьи, позволявшие путнику с удобством укрыться от солнца или дождя. И прямо под сводами ворот он повстречал любезного, по-военному подтянутого графа Каловеглиа, который сразу узнал его и приветствовал совершенно по-дружески.
— Не доставите ли вы мне удовольствие, посетив мой дом и позволив предложить вам чашку чаю? Это недалеко — вон тот округлый портал, видите, там где склоняется над улицей смоковница. Не более сотни ярдов. Или, если вам угодно, мы могли бы передохнуть и побеседовать здесь, под сводами. Всегда приятно следить за проходящими мимо селянами, да и вечерний свет таит в себе странное очарование. Ну что же, тогда давайте присядем. Я вижу, вас заинтересовали эти люди. Редкостная возникает иллюзия, не правда ли?
Сказанное относилось к компании обнажённых по пояс мальчиков и мужчин, нёсших, держа их над головами, колоссальные серебристые камни.
— Вы угадали мои мысли, — ответил епископ. — Как они ухитряются таскать подобные тяжести? Они напоминают мне Атласа, держащего мир на своих плечах.
— Это пемза — её добывают здесь издревле. Карьер расположен там, на склоне. Вулканическая порода. На острове имеются и иные свидетельства того, что в его глубинах таится подземное пламя, — горячий ключ, например, к которому здешние обитатели относятся с суеверным почтением. Ключ этот состоит под покровительством Святого Илии и, как здесь верят, находится в таинственном родстве с расположенным на материке вулканом. Кроме того, вам ещё представится рано или поздно случай заметить, что в характерах местных жителей присутствует нечто пылкое, непредсказуемое. Быть может, тут сказывается влияние винограда, растущего на этих выжженных склонах. Если геологи правы, мы с вами сидим в эту минуту на вулканическом кратере…
— Подумать только! Наверное, это опасно. Так стало быть, эта пемза очень легка?