На следующее утро он проснулся в каком-то задрипанном отеле на Кони-Айленде. Было девять утра, у него разламывалась голова, а тетушка Гартман сидела на кровати, вся такая красная, такая необъятная, мясистая, и требовала «каффе унд шлагзане». Он повел ее завтракать в пекарню «Вена». Она очень много ела, много плакала, уверяла его, что она совсем не дурная женщина и ее нельзя обвинять ни в чем – ведь она всего лишь бедная девушка, и у нее нет работы, и она так сочувствует ему, Чарли, тоже бедняку и бездомному. Он ответил, что наверняка превратится в нищего, если сейчас не вернется на работу, в свой офис. Выгребая для нее всю мелочь из карманов, он протянул ей бумажку с вымышленным адресом и оставил ее лить слезы над третьей чашкой кофе, а сам помчался в Лонг-Айленд-Сити. Пришлось, правда, немного постоять у Озон-парка, чтобы прийти в себя. Он въехал на заводской двор на последних каплях бензина. Незаметно проскользнул в кабинет.
На столе, как всегда, куча записок, писем, газетных вырезок и голубых листков с пометкой «Немедленно обратить внимание». Как бы мисс Робинсон или Джо Эскыо не разнюхали, что он уже здесь. Вдруг он вспомнил, что в ящике его стола лежит плоская фляжка с бурбоном, подаренная ему Дорис в вечер накануне своего отплытия, «чтобы забыться и забыть о ней», – так она неловко пошутила.
Только он отвинтил крышечку, намереваясь сделать первый глоток, как увидал перед собой Джо Эскью собственной персоной.
Тот стоял перед его столом, широко расставив ноги, а физиономия хмурая, усталая.
– Ну, ради всего святого, скажи, где ты пропадал? Мы все так переволновались… Грейс отложила обед на целый час.
– Почему же вы не позвонили в ангар?
– Там никого не было – все разошлись по домам… Как назло, и Сточ заболел.
– Слышно что-нибудь от Мерритта?
– Да, есть кое-какие вести… нам предстоит реорганизовать все производство… И, Чарли, хочу тебя искренне предупредить: ну какой пример ты подаешь сотрудникам? Ходишь на работе под мухой… Прошлый раз я сдержался, промолчал, но, Боже…
Чарли подошел к холодильнику, вытащил оттуда пару бумажных стаканчиков с водой.
– Но ведь нужно было отпраздновать нашу поездку в Вашингтон… В любом случае наши контакты сделают нас известными людьми. Мы займем видное положение. Может, пропустишь глоточек?
Джо еще сильнее нахмурился.
– По-моему, если судить по твоей роже, ты уже постарался… Ну а почему ты являешься на службу небритым? Мы требуем этого от сотрудников, должны и сами подавать пример. Ради Бога, Чарли, не забывай: война давно кончилась. – И Джо, резко повернувшись на каблуках, вышел.
Чарли сделал еще один долгий глоток. Слова Джо его беспокоили.
– Нет, я этого не позволю, – цедил он сквозь зубы, – не позволю никому и ему тоже.
Зазвонил телефон. В дверях появился мастер из сборочного цеха.
– Прошу вас, мистер Андерсон, нужно посмотреть вот это.
Ну вот, началось. С этого момента все, казалось, пошло наперекосяк. К восьми вечера Чарли так еще и не побрился. Он жевал сэндвич, запивая его кофе из картонного стаканчика, вместе с механиками из ремонтной бригады, которая хлопотала над сломавшейся машиной. Только в полночь, падая от усталости, он добрался домой. Ему сейчас очень хотелось высказать Джо все, что он о нем думает, но того поблизости не оказалось.
Утром за завтраком Грейс, разливая кофе, то и дело вскидывала брови:
– Насколько я понимаю, кто-то проиграл битву. Джо Эскью откашлялся.
– Чарли, – явно нервничая, начал он. – Я совсем не хотел тебя обидеть, просто наорать на тебя… Кажется, старею… завожусь. Всю неделю на заводе приходилось делать все с колес.
Девочки захихикали.
– Ах, да ладно тебе. Забудь!
– Ну-ка, озорницы! – Грейс строго постучала костяшками пальцев по столу, призывая всех к порядку. – Думаю, нам всем пора отдохнуть. Этим летом, Джо, ты обязательно поедешь в отпуск. Мне тоже нужно передохнуть, тем более что до чертиков надоело развлекать парней Джо, которые ничего не умеют. Знаешь, Чарли, когда тебя не было, он ни с кем не разговаривал, а ведь в доме постоянно было полно никчемных людей.
– Видишь ли, я тут пытался пристроить на работу пару ребят. А Грейс считает, что они ни на что не годны, потому что о них мало ходит сплетен.
– Не считаю, а уверена! – огрызнулась она. – Они неумехи, это ясно.
Девочки снова прыснули.
Чарли встал, отодвинул стул подальше.
– Ну, Джо, идешь? Мне пора возвращаться в ремонтную бригаду.
Две недели Чарли пришлось безвылазно торчать на заводе, он уходил оттуда, только чтобы переночевать дома. Наконец, вышел на работу Сточ, всегда уверенный в себе, всегда действующий решительно, смело, всегда вовремя под рукой, как ассистент хирурга в операционной. И сразу все начало выправляться.
В тот благословенный день – Сточ вошел к нему в кабинет и сказал: «Производство налажено, все идет как по маслу, мистер Андерсон!» – Чарли решил смыться с работы в полдень.
Он позвонил Нэту Бентону, предложил вместе пойти на ланч и тут же тихо выскользнул из конторы – так, чтобы не заметил Джо.
В офисе Нэта они перед ланчем предварительно опрокинули по паре стаканчиков. В ресторане, сделав заказ, он сказал:
– Ну, Нэт, выкладывай, как работает твоя разведка?
– Сколько у тебя акций?
– Пятьсот.
– Есть другие акции, свободные деньги, которые ты мог бы внести в качестве гарантийной суммы?
– Немного. Правда, у меня есть пара «косых» – две тысячи долларов.
– Небось наличными! – презрительно фыркнул Нэт – Припрятал на черный день… какая чушь… Почему бы не пустить их в оборот?
– Ну, я об этом подумываю.
– Почему бы тебе не рискнуть в Оберне, [28] чтобы набить руку?
– Ну а Мерритт?
– Не гони лошадей… Я хочу только одного: чтобы у тебя появился какой-то капитал и ты смог бы вести дела с этими ребятами на равных… Если ты этого не сделаешь, они тебя выжмут до капельки и выживут, как пить дать.
– Джо не станет этого делать, – возразил Чарли.
– Ну, я лично с ним не знаком, но я знаю людей вообще, и среди них до обидного мало таких, которые не стремятся стать первыми во всем.
– Думаю, что все они постараются при случае тебя надуть.
– Я не стал бы прибегать к таким резким выражениям, Чарли. В американском бизнесе есть великолепные образцы джентльменов с истинно американской порядочностью.
В тот вечер Чарли напился в одиночестве в каком-то кабаке в районе Пятидесятых улиц.