Там его ждала Дженни.
Вокруг лежали и сидели самые разные кошки, однако, не глядя на них, Питер кинулся к подруге и целовал ее, тронул ей носиком носик. Он начал было умывать ее, но она сказала, избегая чувствительной сцены:
– Познакомься с кошками. Это Гектор, он жил когда-то у шахтера и ходил с ним в шахту.
Рыжеватый кот с печальным взором обрадовался и оживился, а Питер, поздоровавшись с ним, оглядел кошачье пристанище. Кошки сидели и на полу и на лестнице, откуда глядели вниз зелеными и желтыми глазами. Еще лучше устроились те, кто сидел внизу, – обломки перегородок создавали как бы маленькие комнатки, и каждый мог забиться в свой угол. Для бродячих кошек это очень важно.
– А это Микки, – представила следующего кота Дженни. – Его выбросили на улицу маленьким котенком. Он и не знает, что такое семья. Зато город он знает лучше всех.
Огромный тигровый кот с квадратной головой слегка поклонился.
Какая она молодец, подумал Питер, знает, что кому сказать, чем кого обрадовать.
– Вот Негритяночка. – И Дженни подвела его к худой, черной кошке. – Красивая, правда? Ни одного белого пятнышка, ни волоска. Это редко бывает. Ее хозяйка умерла, и вот уже восемь лет она одна. Тяжело ей пришлось…
Негритяночка высунула розовый язык и быстро лизнула себя раз-другой.
– А вот он, – представила Джеини пышноусото кота, похожего на Деда Мороза, – жил в лавке у мясника, и в гостинице, и в доме, но мясник разорился, дом развалился, гостиница сгорела. Сам знаешь, как суеверны люди, особенно с нами, с кошками. Пошли слухи, и никто, ну никто его не берет.
– А это сестры Пуцци и Муцци, – продолжала Джеини. – Их привезли из Вены. Хозяева уехали обратно, никто их не взял. И как они тут прижились, ума не приложу…
Сестры скромно замурлыкали.
Таким образом Питер перезнакомился со всеми, в том числе с домашним котом, который иногда убегал сюда проветриться. Кошки были просто очарованы его подругой и уступили им самое уютное местечко. Еды было вдоволь, каждый что-нибудь принес. Микки раздобыл кость, Гектор – довольно свежую мышь; Дед Мороз – рыбью голову, а сестры извлекли из ближней помойки скорлупу от омара.
После ужина все умылись, а потом одни улеглись, другие вышли на промысел. Пробило одиннадцать, и Питер загрустил. Чтобы не томиться слишком долго, он сам сказал:
– Дженни, тебе пора!
Она не ответила, только подняла голову, и он увидел в лунном свете ее блестящие глаза и ярко-белую манишку.
– Питер, – сказала она наконец, – я останусь с тобой, если ты не возражаешь…
– А как же твоя хозяйка? – спросил он. – Неужели кому-то из нас непременно нужно страдать?
Глаза у Дженни заблестели еще ярче, она отвернулась, умылась и тихо сказала:
– Бетси уже не девочка, Питер. Ей скоро пятнадцать лет. Она немного поплачет и забудет… А главное, ей важно, что я вернулась… Да, – повторила она, и Питера испугала ее мудрость, – больше всего она боялась, что я ей не верю. Так и было, пока не явился ты и не показал мне, какие вы, люди… Ладно, хватит об этом. Мы с тобой вместе, вот и все.
Питер вздохнул от счастья. Они легли рядом, свернулись клубком и крепко заснули.
Наутро Питер проснулся и увидел, что Дженни лежит, прикрывая лапой глаза от яркого солнца. Питер решил пойти на промысел, чтобы Дженни, проснувшись, обнаружила что-нибудь вкусное.
Ступая помягче, он прошел мимо Пуцци и Муцци и выскользнул на площадь в то самое время, когда начали бить часы.
Одновременно с последним, девятым ударом Пятер услышал ни на что не похожий голос:
– Ах, откуда вы взялись?..
Он вздрогнул, обернулся и увидел удивительную кошку. Оиа была маленькая, меньше Дженни, на редкость изящная и гибкая, а цветом походила на дымчатый жемчуг: нет, шкурка ее отливала кремовым, скорее то был кофе, сильно разбавленный молоком. Нос у нее был черный, голова – кофейная, ушки – шоколадные, лапки и хвостик – черные, как нос. А глаза синие и несказанно прекрасные. Не фиалковые, и не сапфировые, и не цвета морской волны, и не цвета небес – синее всего, что есть на свете, сама синева во всей своей красе. Дивное видение так поразило его, что он не мог двинуться с места.
Чары сняла сама кошка – она сделала три шажка вперед, три шажка назад, распушила хвост и проворковала:
– Ах, добрый вечер! Я знаю, сейчас утро, но что мне за дело!..
Очарованный Питер пробормотал:
– Добрый вечер, мисс…
Кошка подпрыгнула в воздух и сказала:
– Какой смешной!.. Меня зовут Лулу, а для близких я – Рыбка. Понимаешь, я очень люблю рыбу… Вот, понюхай сам…– И она подышала ему в мордочку. Рыбой и впрямь запахло, и Питеру это понравилось, быть может, потому, что он все же стал котом.
– Меня зовут Питер, – сказал он и улыбнулся, но продолжать не смог, ибо Лулу закричала: – Мя-а-у! – и кинулась куда-то. Наигравшись вдоволь, она присела рядом с Питером и спросила:
– Любишь ты чай? А кофе? Я обожаю маслины! В будущий четверг была дивная погода!
Питер растерянно думал, что ответить, но она закричала:
– Ах, не отвечай! Давай попляшем! Вверх, вниз, вбок, кругом и бе-гом!..
Питер опомниться не успел, как закружился вместе с нею, и прыгал, и бегал, и веселился вовсю, пока Лулу не повалилась на бок и не сказала, сверкая синими глазами:
– Конечно, ты понял, что я из Сиама. Отец мой король, мать – королева, сама я принцесса. Ты польщен? – И снова не успел он кивнуть, как она вскочила и стала прохаживаться взад-вперед. Наконец она взглянула через плечо и спросила:
– Идем?
– Куда? – спросил Питер, послушно семеня за ней.
– Ах!.. – воскликнула она и подпрыгнула еще раз. – Откуда же мне знать? Придем – увидим…
Идти с ней было непросто, хотя и дивно хорошо. То она прыгала через ограды, плотно прижав ушки, то останавливалась, чтобы оплакать свою судьбу. Разбередив Питеру сердце, она дождалась робкой просьбы:
– Лулу, расскажи мне про Сиам… Тебе будет легче…
– Кому, мне? – мило взвизгнула Лулу. – Да я в Лондоне родилась! Это самое лучшее место в мире! Родословная у нас длинней хвоста! А у тебя? – и не дождавшись ответа, она шепнула: – Хозяева мои ужасно богаты…– И снова запрыгала, заплясала, мяукая вовсю и заливаясь хохотом.
Много раз останавливались они, пока не добрались до какой-то лужайки, откуда взору открывался весь Лондон: и улицы, и дома, и шпили, и серебро реки, и тысячи каминных труб, а вдалеке, за серыми рядами домов, зеленые пятна парков и скверов. Еще дальше все сливалось в голубую дымку.
– Мы в парке Хэмстед-хит, – возвестила удивительная кошка. – Я часто прихожу сюда помечтать…– Она упала на траву закрыла глаза и несколько секунд не говорила ни слова. – Ну вот! Помечтала, и хватит. Куда теперь идем?