— Хм… А это много, да? Но это же частная фирма…
— Так ты тоже в частной фирме работаешь. Сколько у вас водителю платят?
— Ну, если в долларах… Примерно семьсот…
— И..?
— Что — и?
— Ну, какие выводы-то?
— Ты хочешь сказать, что эта мадам Сашу за деньги себе купила, да?
— Нет! Не это я хочу сказать! То есть не за деньги купила, а за внимание и заботу! И за любовь, наконец! Поняла, дурища ты этакая? Ох, как же мне жалко-то вас!.. И меня обездолили, суки такие. Я ж думала, около вашего семейства до гробовой доски протусуюсь. Ну где у тебя соображалка-то была, несчастная ты моя? Как, как было ничего не заметить?
— Не кричи на меня, чего раскричалась! Молчи лучше, и без тебя тошно. Знала ведь, когда в Испанию ехали… И не сказала, предательница.
— Да не знала я ничего, клянусь, не знала! Я ж тебе объясняла уже: Саша мне позвонил, когда мы только прилетели. Просил тебя подготовить… Тоже, хорош гусь, решил несчастного марафонца из меня сделать.
— Какого марафонца?
— Ну, я где-то читала, что во времена Александра Македонского таких специальных марафонцев отправляли с дурными вестями, тогда еще почты не было. Он, несчастный, бежит, бежит… Умирает от усталости, а все равно бежит. Прибежал, принес плохую весть, и его убивали тут же, на месте. Представляешь? Бежит, устал, ему и так хреново, еще и убьют… Так и я… Ни за что ни про что в марафонцы попала. Ты уж прости меня, Маш…
— Ладно, черт с тобой.
— Спасибо, подруга.
Помолчали, Вика докурила свою сигарету. Повернувшись к ней, глянула осторожно в лицо, будто сомневаясь в искренности неловкого примирения. Видимо, сомнения тут же развеялись, потому что появились в голосе после тяжкого вздоха совсем уж интимно хмельные нотки, дружески задушевные:
— Маш, а признайся мне как на духу… Ведь ты не любила Сашу, правда? Тебе просто удобно с ним было, да?
— Вик… Ты, по-моему, напилась уже. Шлагбаума не видишь.
— А сама виновата, не надо было наливать! Так что с меня взятки гладки, теперь уж я напролом полезу, никакой шлагбаум не остановит. И впрямь ведь не любила, правда? Другим взяла?
— Интересно… Это чем же?
— Да обманом, чем. Убедила его, что ты вся из себя такая слабенькая березонька, ивушка плакучая, огороди меня изгородью, защити. Веди по жизни, не обременяй проблемами. А он и поверил, дурак. Действительно не обременял, на свои плечи все взваливал.
— И что? Это, по-твоему, ненормально, да? И вообще, я подобное обвинение уже слышала, Славка вчера здесь, на этом же месте, тоже блистала подобными высказываниями. Вы что, договорились меня добить, да? Подумаешь, заботами не обременял, какой подвиг! Он же в первую очередь мужчина, ты не забыла?
— Ой, не смеши. Не до такой же степени мужчина, чтобы мусорное ведро выносить.
— А что, мусорное ведро — это показатель, да? Настоящий мужчина мусорное ведро не выносит?
— Почему же, выносит. Но только, знаешь, тут один нюанс есть… У настоящего мужчины жена иногда тоже мусорное ведро выносит, если видит, что в этом необходимость назрела.
— А я, значит, не видела этой необходимости, считаешь?
— Маш… Не смеши меня, а? Да ты хоть знаешь, где у вас во дворе мусорный бак находится? Не удивлюсь, если не знаешь.
— Господи, при чем здесь… Это же мелочи, Вика.
— Вот именно — мелочи. Могла бы и сама хотя бы с мелочами подсуетиться. А ты не только с мелочами, ты вообще… Да ты хоть немного знала своего мужа, Маш? Пыталась понять, почувствовать? Не как надежного поводыря, а как человека? Чем дышит, что любит, чем на данный момент озабочен? А мы с ним сиживали, бывало, на этой вот кухоньке, разговаривали по душам. Он же очень умный мужик, ты даже не представляешь, какой он умница. Просто ему в жизни не повезло.
— Потому что имел глупость на мне жениться, да?
— А ты не усмехайся, не впадай в манию величия. Нет, его проблема одной неудачной женитьбой не исчерпывается, вот что я тебе скажу. Он, как бы это получше выразиться… Свой ресурс неверно использовал. Это для тебя твой муж всего лишь водитель, обыкновенный шоферюга, а на самом деле он никакой не водитель, нет. Он… Он по ресурсу другое место должен был занять, более ему подходящее.
— Это какое, например?
— Ну… Я думаю, место университетского преподавателя ему бы очень подошло. Причем хорошего, по всем регалиям остепененного. Ты посмотри, как он держится всегда достойно, какая у него речь правильная! Да если б его тетка по сиротской судьбе в Суворовское училище не затолкала… В несоответствии его проблема, вот. А ты в нем ничего такого не разглядела. Более того, злоупотребила этим несоответствием. Назначила себя человеком дождя, и все, и знать ничего не хочу, с меня взятки гладки! А на самом деле ты обыкновенная баба, ничего дождевого в тебе нет. Ты просто не любила его, и все.
— Молодец, Вик. Молодец. Все по местам расставила, все по полочкам разложила. Прямо как прокурор, только немного пьяный. Обвинительное заключение подписать не забудь.
— И не забуду! И не надейся!
— Хм, странно как… Никогда тебя такой агрессивной не видела.
— Ну вот, увидела. И что дальше? Не нравлюсь, да? Правда глаза колет?
— Ой, Вика, Вика… Какая ж ты смешная со своей правдой, ей-богу! Ну что ты можешь знать про нашу жизнь? Заладила одно и то же — любила, не любила. Подавай тебе любовь и не греши, да? Чтоб свеженькая была, чистенькая, годами супружеской жизни не траченная? Ты уж прости, Вик, но я открою тебе один секрет — не бывает такого, чтобы она всегда свеженькая была. Понимаешь? Не бывает.
— Да? А как бывает? Научи меня, глупую, я ж ни разу замужем не была!
— Ну что ж, могу и научить… Любовь, Вика, после долгих совместно прожитых лет принимает разные формы, это уж у кого как получится. Например, любовь-власть. Это не дай бог, конечно. Самая хорошая форма — это любовь-уравновешенность. Но чаще всего случается все-таки любовь-терпение. А у нас в семье получилась, например, любовь-доверие, полное и безоговорочное. Вот так вот. Я полностью ему доверяла. Больше, чем себе.
— Да ты что? — обидно хохотнула Вика.
Она вздрогнула, поежилась, как от холода. И пожалела вдруг, что дала втянуть себя в эти неловкие откровения.
Глянула на Вику умоляюще — не надо, не говори ничего, хватит! Но разве ее остановишь? Тем более пьяную?
— Да ты что, Маш? Надо же, какое счастье Саше выпало, доверилась ты ему, а он и не понял! А чего ты такое особенное доверила ему, а? Твою дождевую неприкаянность нести? Можно подумать, медаль на грудь повесила! И звание дала — Герой Советского Союза! Неси мою неприкаянность с гордостью, не разбей! А самое страшное, что он и нес ее, как герой… Только и герои, Маш, иногда до финишной ленточки не добегают. Чтобы герой с дистанции не сошел, надо ему силы давать, любить надо, подпитывать как-то. А ты…