– Да, и поскорее: сейчас вам нужно думать только о вашем зрении. Вы и так потратили слишком много времени зря. Я проверю, легли ли вы в больницу.
– Спасибо, доктор Армитидж, – кивнула Палм, направляясь к двери.
– Поезжайте немедленно, или мне самому вас туда отвезти? – Он рассмеялся, и Плам внезапно заметила морщинки вокруг серых теплых глаз.
Этот человек прекрасно приживется в Сауэртуайте. Он не дурак. И скоро отвадит всех, кому захочется донимать его выдуманными хворями.
Теперь нужно попросить Берта Батти отвезти ее в больницу, и все потому, что она была слишком рассеянна и не видела, что делает. Она могла выбить себе глаз!
Но Мадди она не станет беспокоить. Как бы ей ни хотелось послушать рассказы о новой, восхитительной жизни племянницы, ни к чему вызывать ее из Лондона. Плам как-нибудь справится!
* * *
Впервые Мадди услышала о случившемся несколько недель спустя, когда позвонила домой. К телефону подошла Грейс Баттерсби.
– Миссис Белфилд в глазной больнице на обследовании, – сообщила она. – Ударилась глазом о садовую жердь. Было совсем худо, но ей давали какие-то новые лекарства, чтобы убить инфекцию. Мы говорили ей, чтобы не волновалась, но вы же знаете миссис Плам. Мы не можем с ней справиться. Доктор дважды звонил, а когда узнал, что она даже не думает ехать в больницу, приказал немедленно туда отправляться. Славный парень, этот доктор Армитидж, и вдовец к тому же. Вступил в крикетную команду, и сейчас миссис Белфилд приглашает всех ее членов на чай, словно ей и без того делать нечего. То есть будет приглашать, когда вернется домой, – хмыкнула Грейс.
– Мне нужно приехать? – спросила Мадди, сгорая от стыда. Как она могла так пренебрегать теткой последние несколько месяцев?
– Если бы она хотела побеспокоить тебя, написала бы. Но она тревожит меня. Такая независимая и вечно бегает. Минуты спокойно не посидит. Врач дал ей успокоительное. Но она его не принимает. Говорит, что из-за него вечно ко сну клонит… подумайте только! Может, позвонишь позже? Хорошо, что наконец установили телефон! Можно заказывать продукты у бакалейщика и мясника и поберечь ноги. Как твоя работа, дорогая?
Мадди сообщила все гламурные подробности, которые могла вспомнить: показы и вечеринки, спектакли и приемы… но, по правде говоря, она очень скучала по дому, тосковала по холмам и серым каменным оградам, запаху лошадиного пота, свежескошенной травы и мягкому выговору своего края.
Иногда ностальгия заставала ее врасплох, когда она сидела в автобусе, глядя на оживленные толпы на Оксфорд-стрит. И на ум приходила трогательная старая народная песня «Дуб, зола и красивая ива». Мадди вдруг осознала, что постоянно ее напевает.
Не то чтобы ей не нравилась лондонская жизнь, вовсе нет! Теперь она жила вместе с Чармейн Блейк и ее сестрой Пенни в маленькой квартирке недалеко от Марбл Арч. Аренда была ей не совсем по карману, зато так весело она еще никогда не жила. В квартире вечно толпились знакомые, школьные друзья, студенты, сидевшие на полу и слушавшие джазовые пластинки. Иногда в свободные выходные они уезжали на побережье и гуляли по зеленым холмам Саут Даунс. Здесь даже воздух был другим, как в Йоркшире, и так хотелось увидеть унылые серые холмы…
Глядя на Темзу, она видела дымящие трубы заводов и стройки: на южном берегу возводились здания для «Фестиваля Британии», грандиозной юбилейной выставки. Верно, для молодых в Лондоне раздолье, а эта выставка будет самым волнующим событием из всех последних! Кроме того, модные дома состязались друг с другом, чтобы первыми показать модную одежду на этом фестивале. Все это так волнующе!
После долгих унылых лет и жалкого военного существования страна должна была что-то праздновать! Но почему у Мадди постоянно было подавленное настроение? Возможно, она слишком давно не была в Бруклине? Пожалуй, стоит сделать тете Плам сюрприз, приехать без предупреждения и наверстать упущенное за месяцы разлуки!
Но при мысли о возвращении туда Мадди становилось плохо. Леденящие слова Глории по-прежнему звенели в ушах. Неужели эта жуткая тайна будет преследовать ее до конца жизни? Обретет ли она хоть когда-нибудь душевный покой? При мысли о разоблачении сердце начинало панически колотиться, а голова шла кругом.
Она сбежала по лестнице, оказавшись на улице, несколько раз глубоко вздохнула и направилась к Риджентс-парк, к зеленым деревьям и газонам. Свежий воздух успокаивал нервы. Как она может вернуться к терзающим ее демонам или скрыть от Плам истинные чувства? Нет, лучше оставаться здесь, в Лондоне, и пригласить ее в гости. Они сходят в театр, на концерт, в галерею, и Мадди покажет тетке, что счастлива в этом городе. Возможно, та сумеет приехать на праздник, когда откроется «Фестиваль Британии». Но до этого еще далеко. Зато они замечательно проведут время!
Стоя на примерке, неподвижная, как статуя, Мадди продолжала думать о старых временах. Но по ночам долго лежала без сна. Как она могла так безжалостно ранить Грега? Конечно, приятели Чармейн водили ее на ужины и вечеринки, но Мадди так никто и не приглянулся. Она никогда не оставалась в одиночестве, не скучала, к тому же мистер Анри был требовательным хозяином, ожидавшим беспрекословного подчинения. Она знала, что все будет кончено, если перестанет его вдохновлять. Если больше не понадобится ему в качестве модели. Если она наберет хоть фунт веса, он заметит и выгонит ее. Иногда она голодала целыми днями, и хотя на сигареты уходила уйма денег и к тому же не проходил кашель, зато есть не хотелось. Она жила на кофе и тостах. Если Мадди поедет в Йоркшир, то точно растолстеет на выпечке Грейс, а потом, вернувшись в Лондон, не влезет ни в одно платье.
Нет уж, лучше сидеть смирно и в подходящий момент пригласить Плам сюда. Будет жить в одной комнате с Мадди, спать на ее кровати. А сама Мадди ляжет на диване. Но, возможно, Плам предпочтет дорогой отель? Чармейн не должна возражать против приезда тети Плам. У нее жених в армии. К тому же у них в деревне есть дом, и они уезжают туда, когда ему дают отпуск. Так что между подругами не было ни малейших разногласий. Мадди было не по себе из-за невнимания к Плам. Она решила позвонить позже и узнать, все ли в порядке.
Добровольная ссылка в Лондон стала мучением. И все из-за глупости, совершенной много лет назад. Нет, не глупости. Глория на самом деле считала ее подлой негодяйкой.
Если бы только Мадди могла вспомнить, что произошло, но, как она ни пыталась, ничего не выходило. Какие-то обрывки снов. Но ничего больше. Словно между ней и той ночью стоял стеклянный барьер, который Мадди жаждала разбить, но у нее не было ни силы, ни смелости, чтобы занести топор.
В Лондоне, по крайней мере, ничто не напоминало о прошлом. Здесь она была только Ла Маделайн, задрапированной в шелка, атласы, щеголяющей драгоценностями и восхитительными нарядами. Совсем, как призовая лошадь в тренерской конюшне – избалованная, изнеженная, гордо выступающая… Но она почему-то представляла себя на Монти. Ветер развевает волосы, лошадь галопом несется по Дейлс, и у Мадди нет никаких забот в этом мире.