А разве женщины не заботятся о сохранении вида?
– Разумеется, заботятся. Но если для мужчины эта забота длится самое большее одиннадцать минут, то женщина вынашивает каждый плод девять месяцев, и она же обязана ухаживать за ребенком, кормить его, защищать и оберегать от любых опасностей, от змей и пауков. И потому ее инстинкт стал развиваться иначе. Определяющими сделались нежность и самоконтроль.
Он говорит о самом себе. Это попытка самооправдания. Я смотрю по сторонам и вижу индийские карты, кристаллы, курильницы. По сути, все мы одинаковы. Совершаем одни и те же ошибки и продолжаем задавать одни и те же вопросы, остающиеся без ответов.
Кубинец снова смотрит на часы и сообщает, что время консультации истекло. Скоро должен прийти другой клиент, а он старается, чтобы посетители не пересекались в приемной. Встает и провожает меня к дверям.
– Не сочтите за неучтивость, но – пожалуйста, больше не приходите. Я уже сказал вам все, что мог сказать.
В Библии рассказывается:
Однажды под вечер Давид, встав с постели, прогуливался на кровле царского дома и увидел с кровли купающуюся женщину; а та женщина была очень красива. И послал Давид разведать, кто эта женщина?
И сказали ему: это Вирсавия, жена Урии. Давид послал слуг взять ее; и она пришла к нему, и он спал с нею. Потом она возвратилась в дом свой.
Женщина эта сделалась беременною и послала известить Давида, говоря: я беременна.
Тогда Давид повелел послать Урию, верного ему воина, во главе войска. И в сражении Урия был убит. А Вирсавия стала жить с царем во дворце.
Итак, Давид – великий пример для подражания, кумир многих поколений, неустрашимый военачальник – не только соблазнил чужую жену, но и послал на смерть своего соперника, воспользовавшись его преданностью и чувством долга.
Мне не нужны библейские оправдания измены или убийства. Но я помню эту историю еще со школы – той самой школы, где однажды весной мы с Якобом впервые поцеловались.
А повторения этих поцелуев пришлось ждать пятнадцать лет, и когда наконец время их пришло, все было в точности так, как я не ожидала. Якоб показался мне неласковым, грубым, занятым лишь собой. И все равно – я была в восторге и хотела, чтобы это произошло снова, и как можно скорей. И за две недели мы встречались с ним четырежды. Нервозность мало-помалу исчезла. Мы перепробовали уже многое, начиная с самого обычного и кончая весьма замысловатым. Я пока еще не успела осуществить свою мечту привязать Якоба к кровати и дойти до исступления от оральных ласк, но – все впереди.
Марианна постепенно теряла свое былое, прежнее значение во всей этой истории. Вчера я снова спала с ее мужем, и это показывает, до какой степени она не важна мне: ее попросту нет. Я больше не хочу, чтобы мадам Кёниг обнаружила неверность, не хочу, чтобы думала о разводе, потому что так я сохраню одновременно и удовольствие иметь любовника, и все то, чего достигла напряженными усилиями и постоянным самоконтролем, – моих детей, моего мужа, мою работу, мой дом.
Но как быть с порошком, который хранится здесь и может быть в любой момент обнаружен? Я потратила на него много денег. Нечего и думать о том, чтобы перепродать его. Это будет шаг по направлению к тюрьме Вандёвр. Можно подарить его тем, кто – я знаю – будет рад такому подарку, но моя репутация будет погублена. А то и еще хуже – меня спросят, смогу ли я достать еще.
Сбывшаяся мечта о том, чтобы оказаться в постели с Якобом, вознесла меня на вершины, а потом опять вернула к действительности. Я обнаружила, что, хоть и считала это любовью, то, что испытываю сейчас, на самом деле – всего лишь страсть, обреченная угаснуть в любую минуту. И я даже не подумаю и пытаться не стану удержать ее: я уже познала вкус приключения, испытала то удовольствие, которое получаешь, нарушая запрет, приобрела новый опыт в сексе. Мне радостно от всего этого, и я не испытываю ни капли раскаяния. Я преподнесла самой себе подарок, который более чем заслужен мною за столько лет безупречного поведения.
Я – в мире сама с собой. Вернее сказать – была до сегодняшнего дня.
И после многих ночей, когда я так спокойно спала, чувствую, что дракон вновь выбирается из той бездны, куда был низвергнут.
В чем тут дело – во мне или в том, что приближается Рождество? В это время года я неизменно чувствую упадок сил и подавленность – и дело тут не в изменениях гормонального фона или в нехватке каких-то веществ в организме. Еще хорошо, что в Женеве это происходит не с таким шумным размахом, как в других странах. Однажды под Новый год я оказалась в Нью-Йорке. Кругом ослепительно горели огни, гремели уличные хоры, звонили колокола, мелькали северные олени и хлопья искусственного снега, елки с разноцветными шарами всех цветов и размеров, улыбки, намертво приклеенные к лицам… А я чувствовала себя абсолютно посторонней здесь и была твердо уверена, что являю собой ходячее недоразумение. И, хоть никогда не принимала ЛСД, считаю, что нужно принять тройную дозу, чтобы увидеть все эти цвета.
А здесь, у нас, самое большее, что можно встретить, – это лишь какие-то робкие намеки на иллюминацию на главной улице: наверно, ради туристов. («Покупайте! Привезите что-нибудь детям из Швейцарии!») Но я ведь еще не была сегодня в центре, значит, это странное ощущение не может быть связано с Рождеством. А у нас в окрестностях не видно Санта-Клауса на печной трубе, напоминающего нам, что весь декабрь мы обязаны быть счастливы.
Как всегда, ворочаюсь в постели с боку на бок. Как всегда, мой муж спит. Мы занимались любовью. Теперь это стало происходить чаще – то ли потому, что я скрываю измену, то ли потому, что усилилась сексуальная тяга. Так или иначе, я сейчас больше радуюсь сексу с мужем. Он не задает вопросов, когда я задерживаюсь, и не выказывает ревности. Теперь, не в пример тому первому разу, когда мне пришлось бежать в ванную, чтобы по совету Якоба уничтожить посторонние запахи и скрыть пятна на белье, у меня всегда с собой – запасная пара трусиков, душ я принимаю в номере и в лифт сажусь с безупречным макияжем. Держусь непринужденно и легко и не вызываю подозрений. Дважды встречала знакомых и как ни в чем не бывало делала вид, что не замечаю их и безмолвного вопроса: «Что она делает здесь?» В конце концов, если я повстречала в лифте отеля дам, живущих в этом же городе, они так же виноваты, как и я.
Засыпаю и тут же, спустя несколько минут, просыпаюсь. Виктор Франкенштейн создал своего монстра, доктор Джекил позволил мистеру Хайду вынырнуть на поверхность. Пока меня это не страшит, но, вероятно, я уже сейчас должна определить какие-то правила моего поведения.
Одна сторона – это честный, порядочный, ласковый, компетентный человек, умеющий сохранять хладнокровие в сложные моменты (особенно во время интервью), когда многие вдруг становятся агрессивными или пытаются уйти от моих вопросов.