Заметно подустав от всякого бродяжничества и выискивания, я решил пойти в самое хорошее и спокойное место на земле – на кладбище. Выбирать мне было без надобности, потому что самым родным и близким (в духовном плане) для меня было Востряковское кладбище, там была похоронена моя сестра. Это была печальная история.
Она всю жизнь была старше меня, лет на 5-10, точно не скажу, это не имеет определяющего значения. В детстве мы, конечно, как все нормальные братья и сестры, ссорились и даже дрались, но время шло, мы становились старше. Постепенно мы друг к другу привыкли (лет через пятнадцать после моего рождения), и склоки прекратились. В скором времени она вышла замуж и поселилась отдельно. Это и было ее ошибкой. Вся сила воли, которая могла перейти ей по наследству, похоже, досталась мне. Жаль, что я не мог с ней поделиться.
Муж от нее ушел, а ей досталась квартира и свобода, которой она тут же воспользовалась, но не во благо себе. Из всего разнообразия радостей жизни она выбрала не самые лучшие…
Вскоре я перестал с ней встречаться, потому что понял: помогать уже поздно. Пару лет приема наркотиков – и конец. Такой вот содержательной была ее жизнь. Когда она умерла, мне не было жаль ее. Мне было жаль того человека, который ушел тогда замуж и не вернулся. Потери на поле жизни неизбежны, но жаль, когда уходят родные люди. Я надеялся, что где-то там, в послесмертии, она проживет другую, более правильную и полезную жизнь. Мысленно я часто просил Бога, судьбу, высшие силы помочь ей, исправить ее и дать понимание – понимание смысла и интереса к жизни. Хотя насколько интересна жизнь Там – я, к сожалению, знать не мог.
Каждый год, а иногда и по два раза, я навещал ее, приезжая и разговаривая с надгробием. Так планировалось и на этот раз.
Солнце было еще высоко, когда я на машине подкатил к воротам кладбища. Религиозных праздников поблизости не наблюдалось, поэтому народу было немного, чего мне и хотелось – всегда приятно посидеть в тишине берез и поговорить с умершими или просто помечтать.
Идти мне предстояло недалеко – мимо церкви и мимо аллеи спортсменов, которую здесь недавно открыли. Миновав пару дорожек, я повернул в сторону, выискивая глазами нужную тропинку. Насколько же отличаются наши кладбища, забитые всевозможными заборами, скамеечками, плитами, от тех, что показывают по телевизору на американских или английских кладбищах, где все открыто и все свободно. Может, конечно, тоже врут. Но то, что у нас, явно не лучший вариант, когда, стараясь ни за что не зацепиться, пробираешься в самый центр «бездорожья», пытаясь отыскать глазами нужное надгробие. Так было и в этот раз. Я уже собрался повернуть на очередную нужную дорожку, как услышал приближающийся шум, а через некоторое время увидел и причину шума. Это оказалась группа подростков в явном подпитии. Что привело их сюда, сказать было трудно, но я и не хотел выяснять. Перебравшись через ближайший заборчик, я встал возле камня, на котором была нарисована звезда Давида. Фамилию я не разглядел, слишком был занят своими мыслями. Сам не знаю, на что я надеялся.
– Эй, еврейская морда, – донесся сзади развязный голос молокососа, поддержанный дружным смехом этой оравы. Я повернулся к ним и стал показывать на рот, пытаясь объяснить им, что я немой.
– Так он еще и немой! – Словно сказав что-то смешное, заводила снова прыснул. Я отвернулся от них обратно к могильному камню. Чудом не задев уха, рядом просвистела бутылка и врезалась в гранит, разлетевшись на мелкие осколки.
– Не отворачивайся, пока я тебе не разрешу, еврейская свинья! – Молокососы приближались ко мне, не скрывая кровожадных ухмылок. Их было шестеро, и каждый, казалось, готов был меня убить. Странно, я никогда не считал себя похожим на еврея, да и в роду никого не припомню, но, наверно, им виднее.
Топор был в рюкзаке, а нож на ноге, но сейчас ими пользоваться было очень рискованно – могли появиться люди, и тогда все, конец охоте. «Придется немного потерпеть», – мысленно решил я и приготовился к худшему.
За всю свою жизнь я дрался не более четырех раз, но гимнастическая подготовка всегда мне помогала. Почти непробиваемый пресс, который я продолжал качать изо дня в день, да и остальные мышцы туловища хорошо сдерживали полученные удары. Плюс ко всему можно было добавить «бешеную реакцию», как ее раньше называли друзья, особенно после того случая, когда с прилавка прямо перед нами сдуло сторублевую бумажку, а я сумел ее подхватить на лету. Единственный минус этой реакции состоял в том, что я не всегда знал, когда она себя максимально проявит. Такой вывод я сделал после одной из игр в волейбол, который был очень популярен в нашем классе. В тот день одноклассник с другой стороны площадки со всей силы ударил мяч ногой вместо обычной подачи, и тот летел точно в меня. В обычной ситуации я просто уворачивался, теперь же правая рука вылетела вперед и перехватила этот мяч без всякого вреда для себя. Что меня подвигло к этому, я не знал, все было сработано на каком-то высшем уровне. Но эпизод мне очень понравился и запомнился на всю жизнь. Хотя я не знал, когда точно смогу рассчитывать на свою реакцию, но я точно знал, что она меня не подведет.
Все драки, которые проходили у нас в школе, во всяком случае, со мной, всегда заканчивались мирно. Самый смешной эпизод был, когда я разбил своему противнику нос, а он мне губу, и (как сейчас помню) мы оба отмывались у одной раковины, останавливали кровь и подшучивали друг над другом. Прямо какой-то микс файт получился: сначала подрались, потом побратались.
Сейчас же я понимал, что все намного серьезнее, но все равно – применять оружие я буду только в экстренном случае, когда будет серьезная угроза моей жизни (или «целостности моего организма», как пошутил я про себя). Самое удивительное, что страх ко мне так и не приходил. Наоборот, я чувствовал, что пришло мое время, случай сам нашел меня.
Несмотря на то, что внутренне я весь собрался и был готов к побоям, удар в живот все-таки оказался приличным, практически пробив мою оборону. Согнуться до конца я не успел. Удар в голову откинул меня назад на могильную плиту, нога зацепилась за камень, и я, ударившись головой о надгробие, завалился на землю. Главное в то время, когда тебя бьют – это закрыть все жизненно важные органы, поэтому я закрыл голову руками, сложился калачиком, закрывая солнечное сплетение и пах. Дальше меня били уже ногами по туловищу, видимо, стараясь попасть по ребрам, по голове (точнее, по рукам, ее закрывающим). По ногам ударили всего несколько раз; больше наступали, чуть не сломав пальцы. Так как заборчик, огораживающий могилу, не давал всем сразу подойти и избивать меня, то несколько раз я слышал, как кто-то менялся. Какой-то пропитой голос периодически просил, чтобы ему тоже дали поучаствовать.
Как мне показалось, били несколько минут, но я терпел, об оружии даже и не думал. Единственное, чего я опасался, это чтобы они не полезли в рюкзак или чтобы не заметили нож на ноге, а в остальном все было нормально. Нельзя сказать, чтобы меня избивали каждый день, поэтому насчет нормальности я говорю относительно. Мысль о том, что скоро мне представится возможность сделать мир чуть чище, грела изнутри, давала силы и даже какое-то внутреннее злорадство. Видимо, притомившись, они добавили несколько хороших пинков, и я услышал, как они стали удаляться. Приподняв голову, я лишь краем глаза увидел пролетающую над головой бутылку, которая тут же разбилась о надгробие и осыпала меня осколками. Дружный хохот разнесся по всему кладбищу, и орда отправилась восвояси.