— Я бы сама с радостью влепила Олсону пощечину.
Эндрю воздержался от комментария, и Оливия продолжала:
— Я прочла ваши наброски. Неплохо, но этого мало. Чтобы это можно было опубликовать, требуется конкретика, неопровержимые свидетельства, доказательства. Сдается мне, вы намеренно смягчили текст.
— Зачем мне это?
— Вам попалась крупная добыча, и вы не спешите выкладывать все сразу.
— Вы приписываете мне странные намерения.
— Я вас изучила, Эндрю. Услуга за услугу. Я выполняю вашу просьбу: вы снова отправитесь в Аргентину, но для оправдания расходов вы должны раздразнить мое любопытство. Отвечайте, вы напали на след этого человека?
Эндрю немного помолчал, глядя на свою начальницу. За годы занятия журналистикой он научился никому не доверять. С другой стороны, оставить Оливию ни с чем значило бы лишиться возможности вновь поехать в Буэнос-Айрес. Она не ошиблась: в начале мая его расследование было еще очень далеко до завершения.
— Думаю, я на верном пути, — сказал он, ставя чашку с кофе на столик.
— Из ваших записей следует, что вы подозреваете его в участии в торговле людьми?
— Трудно что-либо утверждать. Здесь много кто замешан, люди стараются держать язык за зубами. Для большинства аргентинцев это до сих пор болезненная тема. Но раз у нас откровенный разговор, то скажите, почему вам так важно это расследование?
Оливия ответила вопросом на вопрос:
— Вы его уже нашли? Ортис попался?
— Не исключено… Но я разделяю ваше мнение: материал еще сырой, до публикации далеко, поэтому мне надо туда вернуться. Можете не отвечать на мой вопрос, если не хотите.
Оливия встала, жестом разрешив ему остаться и доесть сандвич.
— Это дело для вас, Эндрю, — абсолютный приоритет, занимайтесь только им. Даю вам не больше месяца.
Эндрю проводил ее взглядом. Его посетили две мысли. Ее угрозы его совершенно не пугали: он знал, что в конце месяца отправится в Буэнос-Айрес и завершит расследование в срок. Только что Оливия застала его врасплох, и ему приходилось быть начеку, все время думать о том, что ей положено знать, а что еще нет.
Дело в том, что он не помнил, как передавал ей свои записи — ни в этой жизни, ни в той, что прервалась на аллее Ривер-парка. Этой своей беседы с ней он тоже не помнил.
На свое рабочее место Эндрю возвращался с мыслью, что, наверное, не должен был накануне вечером отвешивать Фредди Олсону пощечину. Впредь надо быть бдительнее и стараться не вмешиваться в ход событий.
* * *
В середине рабочего дня Эндрю вышел прогуляться на Мэдисон-авеню и остановился перед витриной ювелирного магазина. Денег у него было негусто, однако он еще больше, чем в первый раз, хотел сделать Вэлери предложение. У Маурицио он почувствовал себя глупо, когда, встав на колено, не смог вручить своей избраннице традиционное украшение.
Войдя в магазин, он стал внимательно разглядывать драгоценности под стеклом. Пора было понять, что с ходом событий шутки плохи. В жизни существует порядок, который нелегко нарушить. Он узнал кольцо, которое выбрала Вэлери, когда они вместе пришли его покупать. Вот только было это определенно не здесь, а совершенно в другом ювелирном магазине.
Зато цену кольца он помнил отчетливо, и, когда ювелир попробовал его убедить, что оно стоит вдвое больше, он уверенно заявил:
— Этот бриллиант весит чуть меньше девяноста пяти сотых карата, и, хотя он на первый взгляд очень блестящий, это старая огранка, и в камне много включений, поэтому его стоимость должна быть вдвое ниже той, которую вы называете.
Эндрю всего лишь повторял то, что слышал от другого ювелира, когда покупал вместе с Вэлери кольцо для нее. Особенно четко он все запомнил потому, что его тронула тогда реакция невесты. Он ждал, что она остановится на украшении более высокого качества, но она, надев это колечко на палец, сказала продавцу, что оно вполне подойдет.
— Я вижу только два возможных объяснения, — продолжил Эндрю. — Либо вы ошиблись этикетками, и тогда вас не в чем обвинить, тем более что на ценниках у вас сплошь какие-то каракули, либо вы пытаетесь меня облапошить. Прискорбно, потому что в таком случае я непременно напишу статью про ювелиров-жуликов. Я вам не говорил, что работаю журналистом в «Нью-Йорк таймс»?
Ювелир снова изучил этикетку и, поджав губы, признал, что и вправду ошибся и что кольцо стоит именно столько, сколько говорит Эндрю.
Все завершилось как нельзя более прилично, и Эндрю вышел на Мэдисон-авеню с чудесной безделушкой в кармане пиджака.
Второй его покупкой за день стал маленький висячий замок для ящика письменного стола.
Сделал он и третью покупку: кожаный блокнот с зажимом, в котором собирался делать записи не по теме будущей статьи, а совсем по другому расследованию, становившемуся для него первостепенным: у него оставалось меньше пятидесяти девяти дней для того, чтобы выяснить, кто его убил, и помешать своему убийце достичь цели.
Войдя в «Старбакс-Кофе», Эндрю купил себе поесть и опустился в кресло, чтобы поразмыслить о том, кто бы мог хотеть его смерти. Такие мысли напрочь испортили ему настроение. Как же сильно нужно было оступиться в жизни, чтобы пришлось подводить подобные итоги!
«Фредди Олсон», — записал он в своем блокноте. Никогда не знаешь, на что в действительности способен твой коллега по работе, до чего его может довести зависть. Но Олсона он сразу сбросил со счетов: он слабак, к тому же в прошлой жизни у них до рукоприкладства не доходило.
Может, ниточка — это угрожающие письма, приходившие после его публикации о торговле детьми в Китае? Статья не могла не перевернуть жизнь многих американских семей, которым эта тема была близка.
Дети — это святое: так скажут все родители на свете, готовые ради защиты своего потомства на все, вплоть до убийства.
Эндрю задумался, как бы поступил он сам, если бы усыновил ребенка, а потом какой-то журналист обвинил бы его в невольном соучастии в гнусных делах, утверждая, будто ребенок, прежде чем попасть к нему, якобы был украден у родителей?
— Я бы, наверное, до конца своих дней проклинал того, кто открыл этот ящик Пандоры… — пробормотал Эндрю.
Как быть, если не сомневаешься, что твой ребенок рано или поздно узнает правду, ставшую достоянием общества? Разбить сердце ему и себе и вернуть законной семье? Или жить во лжи и ждать, чтобы он, повзрослев, бросил тебе упрек, что ты закрывал глаза на страшное преступление?
Работая над прошлой статьей, Эндрю лишь слегка касался всех этих тяжелых тем. Скольких американских отцов и матерей он поставил в невыносимое положение? Впрочем, значение имели только факты, его ремеслом было раскопать истину. Как говаривал его отец, каждый смотрит на мир со своей колокольни.
Зачеркнув Олсона, он сделал себе пометку: перечитать те три анонимных письма с угрозами.