Эндрю взял фотографию Исабель и Рафаэля и еще раз в нее вгляделся.
— На эту мысль вас навело мое китайское расследование? Вы сказали себе, что если я один раз сумел найти следы похищенных детей, то и в Аргентине мне может улыбнуться удача?
— Именно такая идея у меня и созрела.
— От кого вы получили досье — от Луизы или от Альберто?
— От обоих. Связь с ними я никогда не прерывала. Луиза для меня как крестная мать. Если подумать, это так и есть.
— Вы пустили меня по следу Ортиса, как собаку, обученную выгонять зверя из норы!
— Я возненавидела его, но выдать сама никогда бы не смогла. Он меня воспитал, он меня любил, так что все куда сложнее, чем вы можете вообразить. Я в вас очень нуждалась.
— Вы отдаете себе отчет в том, что если мы напечатаем эту статью, то его скорее всего арестуют и он проведет остаток жизни в тюрьме?
— Я выбрала это ремесло из любви к истине, для меня это был единственный способ выжить. Я давно отвернулась от этого человека.
— Вы еще имеете наглость говорить мне об истине! Вы с самого начала мной манипулировали, все было подделкой: Мариса, Альберто, Луиза, то, что Ортиса будто бы опознали, когда он посещал клиента… Вы и так уже все знали, но вам захотелось, чтобы открытие сделал я. Чтобы журналист, не имеющий ко всему этому отношения, сложил за вас кусочки головоломки. Вы использовали меня и эту газету для вашего собственного расследования…
— Уймитесь, Стилмен, я поднесла вам на блюдечке самую лучшую статью во всей вашей карьере. Когда она выйдет, ваше китайское расследование останется смутным воспоминанием. Эта статья сделает вам громкое имя, вы знаете это не хуже меня. Но если истина вам дороже, то…
— Нет, уверяю вас, я не об этом. Лучше поговорим о вашей сестре. По словам Ортиса, его вторая дочь ничего не знает о его прошлом. Вы намерены сами открыть ей глаза или позволите прочитать обо всем в газете? Вы считаете, видимо, что меня это не касается, но подумайте хорошенько. Я знаю, о чем говорю, хотя не мне давать вам советы.
— Моя сестра все давно знает, перед отъездом из Аргентины я ей все рассказала. Я даже предлагала ей перебраться ко мне в США, но она отказалась. У нее ко всему этому иное отношение, она ведь его родная, законная дочь. Я не могу ее осуждать, как не виню и за то, что она отказалась от меня из-за выбора, который я сделала.
Эндрю пристально посмотрел на Оливию:
— На кого похожа ваша сестра?
— На свою мать. Анна невероятно красива. У меня есть ее фотография, сделанная в день ее двадцатилетия, — сказала Мария Лус.
Она обернулась, взяла с полки у себя за спиной фотографию в рамке и протянула Эндрю:
— Ее прислала Луиза, понятия не имею, откуда она у нее.
При взгляде на портрет молодой женщины Эндрю побледнел, как мертвец, и вскочил. Прежде чем выбежать из кабинета, он оглянулся:
— Мария Лус, обещайте напечатать мою статью, что бы ни случилось.
— Почему вы так говорите?
Эндрю не ответил. Оливия видела, как он, пробежав по коридору, выскочил на лестницу.
Эндрю пулей вылетел из здания газеты. Мысли в голове налезали одна на другую.
Он обернулся, услышав какой-то возглас. По Восьмой авеню к нему приближалась толпа бегунов. Все его чувства были обострены. Он понял: что-то тут не так.
— Еще рано, решающий день еще не наступил, — прошептал он, оказавшись среди огибавших его бегунов из передовой группы.
Охваченный паникой, он хотел было вернуться, спрятаться в здании, но бегунов было слишком много, и они мешали ему прорваться к дверям.
Внезапно Эндрю узнал в толпе лицо незнакомки из «Новеченто»: она быстро двигалась к нему. Из ее рукава торчало страшное орудие, острие блестело на ладони…
— Слишком поздно, — сказал ей Эндрю, — теперь это ничего не даст, статья все равно выйдет.
— Бедняжка Эндрю, это ты опоздал, и уже ничего не изменить, — усмехнулась Анна.
— Нет! — завопил Эндрю, когда она приблизилась почти вплотную. — Не делайте этого!
— Я уже это сделала, Эндрю, оглянись вокруг, все это — только плод твоего воображения. Ты умираешь, Эндрю. Ты что, вообразил, будто воскрес? Что жизнь взяла и предоставила тебе второй шанс, вернув в прошлое? Протри глаза, бедняжка Эндрю: разве ты не догадываешься, что значат все твои припадки, кошмары, боли в спине, постоянный озноб, удары током, возвращающие тебя к жизни при каждой остановке сердца… Ты агонизируешь в машине «скорой помощи» после того, как я нанесла тебе смертельный удар, ты истекаешь кровью, как бык на бойне. Ты долго упирался, терзал свою память, ворошил и менял свое прошлое, хватался за любую мелочь, чтобы она не ускользнула, — так тебе хотелось понять… И в конце концов ты вспомнил фотографию, которую столько раз видел за спиной у Марии Лус. Поздравляю, я не думала, что тебе это удастся. Нет, против тебя лично я ничего не имею, просто ты, сам того не ведая, стал орудием в руках моей сестрицы. Она труслива и неблагодарна, мой отец все ей дал, он любил ее так же, как меня, а она нас предала. Неужели эта гордячка и впрямь вообразила, что я позволю ей нас уничтожить? Я уже давно, с тех пор как ты покинул Буэнос-Айрес, села тебе на хвост. Я выследила тебя так же, как ты выследил моего отца. Я неустанно репетировала то короткое движение, которое заставит тебя заткнуться, и выжидала, когда придет нужный момент. Нанесенный мной удар был безупречным, никто меня не видел, никто ничего не вспомнит. До больницы не очень далеко, и, признаться, ты прожил дольше, чем я предполагала, но теперь ты все понял, Эндрю. Пора уж тебе сдаться, ведь смысла бороться больше нет.
— Нет, есть… — пролепетал Эндрю, которого покидали последние силы.
— Только не говори, что ты думаешь о жене после всего того, что ты ей сделал. Разве не помнишь? Ты ведь ее бросил в день свадьбы. Ты по уши влюбился в меня. Поверь мне, ты можешь больше не упираться, твоя смерть обрадует ее не меньше, чем меня. Прощай, Эндрю, твои глаза уже закрылись, не хочу докучать тебе в последние мгновения жизни.
«Скорая» доставила Эндрю Стилмена к приемному покою отделения неотложной помощи в 7 часов 42 минуты. Улица в то утро была запружена меньше, чем обычно.
Больницу заранее предупредили по рации, машину встречали врачи и санитары.
— Мужчина тридцати девяти лет получил ножевое ранение в поясницу около получаса назад. Обширная кровопотеря, сердце трижды останавливалось, но мы его реанимировали. Пульс слабый, температура тела упала до 35 градусов. Теперь ваша очередь.
И врач «скорой помощи» передала листок интерну хирургического отделения.
Эндрю приоткрыл глаза. Неоновая река на потолке то и дело прерывала течение: его везли в операционную.
Он попытался заговорить, но интерн, наклонившись к нему, посоветовал беречь силы: сейчас им займутся.