Сдержанно кивнув на прощание, полковник Туча зашагал к ожидающим его полкам, увлекая за собой посмирневшего Проскуратова. Обратный путь был долог, от Азова до Подмосковья прошли быстрее, чем вот эти полверсты.
Натолкнувшись на заметно взволнованные взгляды соратников, нахмурился. Не так следовало бы встречать. Вместо прежней решимости увидел он взоры, полные надежд: «А вдруг обойдется?» Не обошлось.
Не было в стрельцах прежнего куража и боевого задора, чем слыли они в турецкую кампанию. Весь свой пыл на красных девках подрастеряли…
— Вот что, стрельцы… Велено нам оружие складывать и сдаваться на милость ближнего боярина Алексея Семенович Шеина. И теперь нам решать: соглашаться или все-таки далее топать до Москвы!
Воины словно окаменели. Предстоящий бой воспринимался ими как данность. От него не спрятаться и не увернуться. А как хочется в очередной раз перехитрить костлявую! И так не хочется помирать, когда до родного дома осталось не более двух десятков верст! На какое-то время над полем установилась тишина. Только какая-то надоедливая птаха теребила души заливистой трелью.
— Мы уже выбор сделали, полковник, — проговорил сотник Медведковского полка Ерофеев. — Идем на Москву. Потому и терять нам более нечего. Всюду худо!
— Значит, решено! Развернуть знамена, стрельцы! Трубач, зови к бою! Пусть ворог знает, что мы готовы биться. А теперь выкатываем пушки!
Пушкари спустили орудия с подвод, укрепили. Застыв с зажженными фитилями, пушкари в немом ожидании уставились на Тучу. Медлил полковник, что-то выгадывал, поглядывая на развернувшийся строй государевых людей.
Наконец рука тяжеловато поднялась. Замерла на какое-то время, как если бы призывала к еще большей тишине, и решительно ухнула вниз. Прозвучавший залп смешал передние ряды служивых людей. До стрельцов докатилось перепуганное ржание раненой лошади. Вразнобой затрещали мушкеты, сбив шапку у полковника. Туча поднял шапку, отряхнул налипший сор о колено и с невозмутимым видом натянул ее на самые уши. Теперь не сшибет, супостат!
* * *
Ядра стрельцов угодили во второй ряд рекрутов, тотчас перемешав построение. Упали убитые, стонали раненые, у лошади, запряженной в повозку, оторвало ногу. Животное в ужасе билось о землю, пытаясь подняться. Повозка перевернулась, сбросив в густую траву тяжелые ядра.
— Дурак ты, Туча! — только и произнес Шеин.
Пушкари расторопно выдвинули орудия, подкатили ядра. Генерал-лейтенант Гордон с невозмутимым спокойствием наблюдал за происходящим. За свою долгую жизнь он не однажды выходил победителем из множества баталий, а это сражение было не самым главным в его жизни. Всего-то горстка бунтарей, которую следовало научить уму-разуму!
— Заряжай! — скомандовал он.
И был немедленно услышан.
Пушкари вкатили ядра в стволы, терпеливо прицелились в ряды стрельцов и стали ждать.
— Пли!
Изрыгнув ядра, пушки грузно подпрыгнули.
— Заряжай! — опять выкрикнул генерал, наблюдая за тем, как пушечный залп внес сумятицу в построение стрельцов. Несколько человек было убито, кое-кто ранен.
Первые ряды смешались с последними. Потребуется некоторое время, чтобы наладить прежний боевой порядок. Важно не дать неприятелю опомниться.
— Пли!
Стрельцы рассеялись, но только для того, чтобы перестроиться. Гордон понимал — сейчас стрельцы сомкнутся в строй и попытаются контратаковать.
Следует отбить у них всякое желание к подобным действиям.
— Заряжай!
Пушкари работали расторопно и слаженно. Пушкарское ремесло в России наследственное, и дети пушкарей вместо обычных игрушек перекатывают во дворе ядра. Как бы там ни было, но они ни в чем не уступали мастерам из его родной Шотландии. А где-то даже и превосходили их.
Три дюжины пушкарей в ожидании уставились на генерала.
— Пли! — наконец произнес он.
В уже выстроившиеся было полки ударили тяжелые ядра, заставляя стрельцов отхлынуть в стороны.
На переднем крае генерал разглядел мятежного полковника Тучу, выделявшегося среди прочих своей огромной фигурой. В длинном бордовом кафтане, в шапке набекрень, он что-то кричал отставшим стрельцам. Команды полковника были услышаны. Ряды вновь приобрели должную стройность. Растянувшись во фланг, стрельцы с мушкетами наперевес устремились навстречу наступающим солдатам.
Во время баталий зрение старого генерала чудным образом усиливалось. В такие минуты он способен был рассмотреть колыхающую ветку за добрую версту и сейчас видел перекошенные от гнева лица стрельцов и их руки, сжимающие оружие. Сейчас эти бывалые вояки одержат победу над молодым пополнением, ненадолго задержатся, чтобы добить несогласных, и устремятся дальше — наказывать пушкарей.
Торопиться не следовало. Нужно выждать, подпустить бунтовщиков на предельно близкое расстояние, а тогда и открывать огонь. После такого залпа бунтовщикам уже не подняться.
Рука старого генерала медленно поднималась вверх.
Опережая остальных стрельцов, полковник Ефим Туча устремился прямо на редут. Распахнутые полы кафтана безжалостно рвал ветер, создавая иллюзию, что полковник вольной хищной птицей вознесся над позициями. Вот доберется до передового полка, так когтями и поцарапает!
— Пли! — выкрикнул генерал, вкладывая в крик всю накопившуюся злобу.
Взгляд генерала был направлен в сторону Ефима Тучи. Старый вояка был уверен, что половина пушкарей направили жерла пушек именно на его могучую фигуру, но выпущенные ядра странным образом проносились мимо, падали вдали, взрывали землю вокруг, не причинив полковнику вреда.
Произведенный залп был настолько впечатляющим, что прервал атаку. Немногие стрельцы, остававшиеся в живых, остановились.
А с редута уже раздавался яростный голос боярина, воеводы Шеина.
— Хватай их! Не давай уйти!
Полки, растянувшиеся вдоль редута и с нетерпением ожидавшие своего часа, полетели с косогора вниз, устремившись на разбегающихся стрельцов. Вдогонку зачинщикам прозвучал плотный залп из мушкетов. Еще несколько стрельцов упали на землю, изрядно разрыхленную пушечными ядрами.
К споткнувшемуся стрельцу подскочил бомбардир Бутырского полка и занес над склоненной головой руку с саблей.
— Братцы, помилуйте! — взмолился упавший стрелец, закрывая голову руками. — Ведь свой же я!
— Свои присягу не нарушают, — невесело буркнул бомбардир. Поднятая для удара рука медленно опустилась. — Подымайся! Теперь тобой сыск займется.
* * *
Мятеж был подавлен.
Пленили большую часть стрельцов: кое-кто успел скрыться в лесу. Стрельцов посадили в Вознесенский монастырь под строгий караул, а те немногие, что сумели убежать, неделей позже были отловлены солдатами Преображенского приказа.