— И как вообще подобное возможно? — подумал он в то самое мгновение, когда в его памяти всплыла старая статья в Смоландспостен о скандале в сфере культуры, разразившемся в Векшё всего лишь через неделю после убийства, причем скандал этот, в отличие от всего остального, не имел ни малейшего отношения к его расследованию.
Надо начать с психологического портрета убийцы и в виде исключения отнестись к нему более серьезно, решил Левин, отбросив все посторонние мысли. Судя по скудным сведениям, пока известным ему о Монссоне, этот господин по меньшей мере не соответствовал версии стокгольмских коллег. За исключением, возможно, с некой натяжкой адреса (он жил на Фрёвеген в районе Естер в двух километрах на юг от места преступления). Однако в том же радиусе обитала половина населения города, и такая догадка вряд ли могла чем-то помочь тем, кто искал убийцу. Короче говоря, здесь попадание представлялось фактически нулевым, и с точки зрения составленного группой ППП психологического портрета Монссон никак не подходил на роль душегуба.
Использование его мобильника для таинственного ошибочного звонка нарко-докторше говорило в пользу причастности к убийству. Конечно, он мог просто ошибиться номером (пока ведь не существовало никаких доказательств его знакомства ни с Линдой, ни с ее матерью), но было крайне странно, что Левин таким образом вышел именно на него, да и само содержание ночного разговора выглядело крайне подозрительным.
Утверждение о том, что мобильник потерялся или его украли, также не выдерживало никакой критики при мысли о времени, когда это произошло, и о прочих сопутствующих обстоятельствах. И если кто-то на самом деле прикарманил его, почему он тогда сделал только два звонка, включая якобы ошибочный на номер, который числился за матерью жертвы несколько лет назад? Разжившиеся чужим добром воришки обычно не отличались такой скромностью, зато подозреваемые в различных преступлениях лица до ужаса часто, становились, по их словам, жертвами злоумышленников, когда неизвестные злодеи по какой-то необъяснимой причине выбирали в качестве добычи именно те принадлежавшие им вещи, которые в противном случае могли принести множество проблем их владельцам.
На той же чаше весов лежал угнанный автомобиль. Не составляло труда связать его с разыскиваемым убийцей. И пусть он вроде бы не имел никакого отношения к Бенгту Монссону, сей господин явно являлся биологическим отцом внучки его владельца, и, если девяностодвухлетняя свидетельница ничего не напутала в своих показаниях, в качестве естественного продолжения разыскной работы сейчас следовало провести с ней опознание подозреваемого по фотографиям, среди которых фигурировал бы и снимок Монссона.
«И чем скорее, тем лучше, хочу надеяться, она не ложится столь же рано, как встает», — подумал Левин.
Сначала он поговорил с Евой Сванстрём, которая пообещала сразу же заняться практической стороной дела, а потом пообщался с Анной Сандберг, найдя для этого несколько причин. Во-первых, фактически она ведь отыскала данного свидетеля, во-вторых, у него создалось впечатление, что ей надо отвлечься от явно одолевавших ее проблем. Да, и опять же в отсутствие Бекстрёма и Олссона именно он должен был принимать решения.
— Мне кажется, ты на сто процентов прав, — сказала Анна Сандберг и, казалось, сразу забыла о неприятной личной ситуации.
— Мы скоро это узнаем, — заметил Левин.
— Да, конечно, это же он. Его сын. Я это постоянно твердила, — сказала их девяностодвухлетняя свидетельница, когда они сидели у нее за кухонным столом, и она сама ткнула пальцем в фотографию Монссона. — Прямо как Эррол Флинн, который играл во всех фильмах о морских разбойниках, хотя и без усов, — объяснила старушка. — Конечно, он очень похож на него. Но почему, боже правый, отец отрицал его существование? — добавила она неожиданно. — Или он у него внебрачный?
— Не сын, а зять, — объяснил Левин в своей учительской манере.
— Да, но это же все объясняет! — воскликнула свидетельница в ответ на слова Левина. — Я столько раз видела его с ребенком в коляске.
«Наверняка с последнего раза прошло уже несколько лет, — подумал Левин. — Хотя какая разница, когда тебе самой почти сто лет».
— Относительно свитера из голубого кашемира… — сказала Анна Сандберг, когда они ехали на машине обратно в здание полиции. — Мне неожиданно пришло в голову, что именно такую вещицу командир воздушного лайнера мог привезти из одного из своих зарубежных рейсов.
— Неглупая мысль, — согласился Левин, который подумал о том же самом еще до того, как их свидетельница показала на фотографию Бенгта Монссона, но, естественно, ни в коем случае не собирался рассказывать об этом коллеге Сандберг.
Это было бы неэтично и совершенно бесполезно, решил он.
— Как думаешь, стоит проехаться к нему, показать фотографии различных свитеров и спросить, не покупал ли он такой и не дарил ли кому? — поинтересовалась Сандберг. Судя по ее виду, ей очень хотелось так поступить.
— Естественно, мы сделаем это, — согласился Левин. — Но сначала нас ждут другие дела.
— Нельзя будить спящего медведя, — констатировала Сандберг. — В любом случае слишком рано.
— Точно, — подтвердил Левин. — Сначала нам надо узнать как можно больше о Монссоне, не обращаясь к тем, кому может прийти в голову рассказать все ему.
Бекстрём явно решил держаться до последнего, и в такой ситуации у Левина просто не осталось выбора. Несмотря ни на что, он был обязан проинформировать старшего своей группы. С того момента, как их свидетельница опознала Монссона, речь уже не шла о предположении или невероятном совпадении. А поскольку Левин сам (неясно, как такое получилось) предпочитал по ночам ходить теми же дорожками, что и коллега Бекстрём, он предпочел объявить Бекстрёму обо всем наедине, до завтрака в пятницу и у него в номере.
Бекстрём только вышел из душа, розовый как молочный поросенок, разве что с чуточку красными глазами и в отличном настроении.
— Садись, а я пока натяну штаны, — сказал он и предложил щедро: — Если хочешь пивка, возьми в мини-баре.
Левин отказался и взамен коротко ввел коллегу в курс дела. Тот воспылал энтузиазмом, даже забыв надеть брюки.
— Черт, Левин! — воскликнул он. — По-моему, мы напали на золотую жилу.
«Кто это „мы“?» — подумал Левин, глубоко вздохнув про себя, а потом все снова покатилось по наезженной колее.
Левин предложил переговорить с прокурором, как только они подготовят справку о Монссоне и о его возможной причастности к расследуемому ими убийству. Справиться с такой задачей реально было уже к вечеру. И тогда, пожалуй, можно забрать Монссона к себе без предварительного уведомления, как только прокурор примет решение. Украденного автомобиля и указавшей на него свидетельницы должно было для этого хватить. Особенно с учетом того, каким делом они занимались.
— Он должен быть на работе сегодня, поэтому проще всего задержать его, как только он выйдет оттуда.