Бешеные глаза Карло. Распахнутые от ужаса глаза Николая.
– Ну, всё, Коля, – шепчет он сам себе – Сейчас хлопнет. Не…. Он же сам вытирать жопу не будет. Подождёт, пока я её вытру… А потом всё равно хлопнет.
В комнату из кухни с той же приклеенной улыбкой «вцокивает» на каблуках Маруся. У неё на подносе бокал «заряженного» сока.
Карло торопится, Карло нервничает. Он отталкивает поднос. Бокал падает на пол. Разбивается.
Карло выталкивает обоих ребят на террасу. Показывает, чтобы затёрли кровь на плитах террасы. Пистолет ходуном ходит в его руке.
Ребята берут тряпки, начинают вытирать площадку. Маруся заглядывает в нижний дворик, где машина с телохранителями.
– Ну-у-у? – шепчет Николай.
– He-а… – качает головой Маруся.
Николай сам, выбрав момент, выглядывает через парапет в нижний дворик. Телохранители стоят, весело переговариваются.
Николай трёт мокрой тряпкой камни террасы, смотрит в распахнутые от ужаса глаза девушки и понимает, что пришло время думать ему.
С ведром и тряпкой он передвигается по террасе. Прицеливается глазом. Сдвигается ещё правее. И с низкого старта рвёт, как спринтер на короткой дистанции, к Карло.
Время для всех участников события, распадается на кусочки и замедляется ещё больше.
Набегает Николай, прикрываясь ведром от возможного выстрела…
Карло начинает подъём пистолета…
Набегает Николай…
Карло поднимает пистолет…
Лучше, конечно, бежать и орать из всех сил «А-а-а!». Не так страшно было бы. Но кричать нельзя. Услышат те два бойца на нижней террасе. И Николай набегает молча. А Карло поднимает пистолет.
Николай успевает. Толчок! Карло отлетает, ударяется задом об парапет. Пистолет вылетает из его руки. Скользит, вращаясь по камням веранды.
Точен оказался расчёт Николая! Потому что своим задом Карло попадает в то самое место в парапете, где всё шаталось и где уже выпало несколько камней. Именно для ремонта этого самого места собирался синьор Энрико на завтра вызвать рабочих. Но уже не вызовет. Эх, где теперь вечный хлопотун синьор Энрико? В чёрном пакете в море под обрывом.
Именно туда же в строгом элегантном чёрном с полосками шелковом летнем костюме летит, сопровождаемый выбитыми белыми обломками парапета, синьор Карло. Это даже красиво. Как бы в киношном рапиде.
Тишина на террасе. Николай переводит дыхание, оглядывается на остолбеневшую Марусю и, так же, прикрываясь ведром, на четвереньках подбирается к тому месту, откуда виден нижний дворик. Осторожно выглядывает.
Оба телохранителя лежат у машины. Неподвижно.
Николай вздыхает и тоже ложится. В центре террасы сидит Маруся. У неё, как и у Николая, отнялись ноги.
Николай поворачивает голову. В проёме двери виден Старик. Он сидит на стульчаке. Голова прямо. Держит спину. Профиль патриция. Белая рубашка, Седые волосы. Чёрный галстук. Пиджак. Бессмысленный взгляд.
Спущенные чёрные штаны.
Белая комната, белые занавеси колышутся на ветру. Вдали Везувий.
Украина. Краснодон. Квартира. Утро.
Куда не глянь, по горизонту в сером мареве тянутся терриконы.
Они отражаются в бессмысленных глазах синьора Лоренцо. Тот сидит на своём стульчаке в лоджии на третьем этаже дома типовой застройки города Краснодона. На нём линялая футболка и старые трикотажные шаровары. Николай кормит его с ложечки кашкой и напевает что-то из Газманова.
– Так что вот здесь жить будем, деда. Вид, конечно, подкачал. Это тебе не Неаполь. И террикон вместо Везувия…
Николай скармливает последнюю ложку овсянки. Вытирает Старику губы. Идёт с тарелкой на кухню и влетает в нескончаемый женский ор.
Там тёща и девочка Леся пяти лет, Бледная с большими испуганными глазами. Вся в папу. Тихо ест кашу и вовремя подаёт родной бабушке нужную реплику в её бесконечном монологе – обвинении:
– …И всё на мою голову. Та же дочка Галя. Дочка! Ха-ха. Кто у тебя, Леся, мама? Ну?
– Блядь! – звучит тоненький детский голосок.
– А папка у тебя кто?
– Мудак ёбнутый.
– О! Правильно, внученька дорогая! Мало того, что ничего не привёз. Ни гривны, ни пол-евро сраного. Так на тебе! Деда какого-то приволок парализованного. Ещё один рот. Чем ты его кормить будешь, придурок?
– На шахту пойду, – отвечает Николай.
– Ой-ой-ой! Вот это они тебя там ждут. Ты глянь, мудак, за окно. Стоит всё! Эх, внученька! Эх, сиротка, ты при двух родителях полная. Чего сидишь, дура?! Сейчас и ты в садик, и баба Лизавета на работу опоздает. Марш!
Гремит что-то в прихожей, Грохает входная дверь и в квартире, наконец, становится тихо. Николай наливает себе чая. Жуёт задумчиво булку.
Неаполь. Вилла. Утро. Трупы. (Продолжение)
Терраса. Дует ветерок. Под балюстрадой сидят в полном ступоре наши ребята. Переживают.
Первая приходит в себя Маруся. Вскакивает, дёргает Николая:
– Всё! Уматываем отсюда! – она мечется по террасе, – ты ж машину водить умеешь?
– Это, смотря, какую. Права у меня есть. – Николай пожимает плечами.
– Я тебя, придурка, спрашиваю не про права, – орёт Маруся, – машину поведёшь? Нам хотя бы из города побыстрее выскочить, – она тащит его за руку по дорожке на нижнюю террасу. Переступает через трупы телохранителей.
Николай садится за руль, вспоминает, что показывали.
Кнопка – мотор заработал. Кнопка – открывается багажник. Кнопка – открывается капот. Маруся плюхается рядом:
– Всё. Поехали. Давай, чего тут… Нажимай.
– Этих надо убрать – парень показывает на трупы телохранителей – как раз на дороге.
– Объедешь.
– На такой колымаге не получится.
Вот тут, наконец, и Николай собирает мозги в кучу. Первым делом он закрывает капот.
Бежит на верхнюю террасу, привозит кресло – каталку.
– Давай, помогай.
Вместе с Марусей они грузят тело телохранителя.
Выкатывают вместе на верхнюю террасу. Николай оглядывается – куда положить. Тут мозги включает и Маруся. Показывает на пролом в балюстраде.
– Ты чего?
– Зачистить надо виллу, – говорит Маруся – чтобы сначала не было понятно, кто куда делся. А мы пока подальше отъедем.
Ребята сбрасывают тело через пролом с обрыва. Бегом спускаются за вторым телом. Вывозят его наверх. Сбрасывают.
– Так. Документы бы ещё надо взять, – соображает Маруся.
Убегает в свою комнатку. Николай поднимает с пола террасы пистолет с глушителем, который вылетел у Карло.