Book.

И действительно, скоро зазвенело. Сдал я наполовину пустой листок.

Следующая география была. Григорьев дежурил в тот день — в учительскую примчался, принёс карты, стал вешать. Уже звонок на урок, а он всё вешает. Отойдёт, вдаль посмотрит, потом головой потрясёт: «Нет, не то!» — и снова перевешивает.

Учитель географии Вадим Борисович довольно долго его ждал, потом говорит:

— Ну, всё, Григорьев! Блестяще! Можешь садиться! Витя с сожалением на место побрёл. Вадим Борисович над журналом склонился:

— О климате и природе Австралии нам расскажет…

Долгая пауза.

Вдруг с громким шелестом карты упали. Григорьев радостно так бросился, стал снова тщательно вешать.

Тут Вадим Борисович, потеряв терпение, говорит:

— Слушай, Григорьев, всё равно до конца урока тебе не протянуть! Расскажи лучше…

— Что?!

— …о климате и природе Австралии.

Виктор оцепенел даже от такой неожиданности:

— А разве дежурных вызывают?!

— Бывает! — Вадим Борисович ему говорит. Григорьев взял со стула указку, подошёл, карту потрогал…

Висит, не падает!

Прокашлялся Витя, потом начал:

— Территория Австралии — огромная!.. Можно даже сказать, бескрайняя! — Помолчал немного, потом повторил: — Бескрайняя просто, можно сказать!

— Но края-то, наверно, все-таки есть? — Вадим Борисович спрашивает.

— Есть! — Витя кивает. — С севера (указкой показал), с запада (показал), с востока, но и, понятно, с юга.

Умолк.

— Так, — Вадим Борисович посмотрел, — с краями разобрались. Теперь — что там у них с климатом?

— Сухо! — Витя говорит. — Очень сухо!

Строго так сказал: мол, и не надейтесь, ни капли воды! От сухости у него в горле даже запершило, налил себе из графина воды, выпил.

— Всё? — Вадим Борисович спрашивает.

— Всё, — засохшим своим голосом Витя говорит.

— Ну, — Вадим Борисович к столу подошёл, — думаю, насчёт отметки бурной дискуссии у нас не будет. Два. Можешь сесть.

Григорьев вернулся, сел, но долго ещё горло прочищал, сипел.

— Так как эта тема отнюдь не исчерпана, — Вадим Борисович опять над журналом пригнулся, — …о климате и природе Австралии расскажет нам… Горохов.

Вот это новость.

Вызывал же он меня на той неделе!

По тонким расчётам моим, не раньше следующей среды должен был он вызвать меня — и вдруг!.. Начал-то я довольно бойко:

— Австралия — часть света, материк южного полушария. Площадь — семь тысяч шестьсот квадратных метров (засмеялись в классе)… то есть километров! Северные берега Австралии омывают Арафурское и Тиморское моря, на востоке — залив Карпентария, на юге — Большой Австралийский залив. Из возвышенностей имеем в Австралии нагорье, состоящее из ряда хребтов, с высшей точкой… Таунсенд.

И всё! Как раз до этого места вчера дочитал.

— Всё? — Вадим Борисович спрашивает.

— Пока всё.

— Ну что, — Вадим Борисович говорит, — пока три.

— Но почему?

— Климатических зон не выделил, растительных зон не выделил… самого главного не сказал. Тройка. От тебя, мне кажется, можно большего ждать.

Так получили мы: я — тройку, Григорьев — два.

«Да ещё за контрольную, — вспомнил, — больше трояка мне не получить!» Что же за полоса такая пошла в моей жизни?

Вечером — отцу рассказывать, я вообще почти всё ему рассказываю, представляю, что он скажет! Наказания, конечно, никакого не будет — не тот человек. Просто скажет что-нибудь насмешливо, и всё!

Тройка — это «посредственно», насколько я помню, а папа недавно совсем мне сказал: «Посредственность — помни, сын, — только посредственность не оставляет после себя следов! Уж лучше быть безумцем, чем посредственностью!»

И вот — пожалуйста!.. Не знаю, как насчет безумства, но дважды «посредственным» за сегодня я стал!

После уроков вышли мы из школы с Григорьевым. Честно говоря, специально я так постарался. Нравится он мне оптимизмом своим и уверенностью. Другие страдают все, мучаются, обещают исправиться по восемь раз в день, а Григорьеву — хоть бы что! Бодрый человек!

Недавно у нас кросс проходил по пересечённой местности, и мы с Григорьевым вдвоём опоздали, все без нас на электричке уехали. Прихожу на платформу, из всего класса только Григорьев. Поехали с ним вдвоём, — в тот раз он мне и понравился.

— Опоздали, — говорю ему в вагоне. — Обидно.

— Чего ж обидного? — Витя мне говорит. — Нормально! И дальше, что с нами ни случалось, на всё он своё «нормально» говорил.

Автобус от станции ушёл, пешком топать десять километров.

— Это ничего!

Кросс, пока дошли, уже кончился, нам незачёт по кроссу поставили — ну, ничего!

Даже когда тапочки на обратном пути в автобусе забыл:

— Ничего!

Очень мне понравился тогда его оптимизм. Поэтому я с ним сейчас из школы и вышел. Другие бы начали сразу нудить или жаловаться на свои сложности, а Витя — он не такой!

— Нормально! — мне говорит. — Многие великие люди, хочешь знать, в школе на круглых двойках шли! Эйнштейн, великий физик, почти на одни двойки учился! А Колумб, великий путешественник! Вообще географии не знал! Думал, Америка — это Индия! — захохотал. — И ничего, крупнейший мореплаватель был! А Сократ, великий философ, знаешь что говорил: «Я знаю только то, что ничего не знаю!» Понятно?!

— С ними всё ясно, — говорю. — Не знаю только, как папе я в глаза буду смотреть.

— А ты не смотри!

Вот как неожиданно легко всё оказалось!

— Да, — говорю, — но что говорить?

— А ты ничего не говори! Вообще домой пока не ходи!

— А как?

— А так, пойдём со мной! Пойдём, куда нам захочется, делать будем, что захотим!

— Давай!

— Вот правильно, — Витя обрадовался. — Вообще, скажу, повезло тебе. Со мной не пропадёшь!.. Знаешь, например, как можно опытного каратиста победить?

— Кого?

— Ну, каратиста! Который каратэ владеет в совершенстве.

— Ну, как?

— Надо сказать ему, когда он к тебе пристанет: «Давай, я буду в зимнюю шапку складывать пятаки, пока ты не скажешь «хватит». А потом ты эту шапку должен будешь поймать на голову с пятого этажа! Он скажет: «Давай!»