— Значит, все это время он был здесь?
— Именно об этом я и жалею. — Глаза отшельницы были полны слез. — Здесь он был в безопасности и никому не мог причинить вреда. В том числе и себе. Но ему хотелось уйти, а я никогда не удерживаю тех, кто этого хочет. — Она посмотрела на небо, вспоминая птиц, улетавших, когда приходило время.
— Ох, сестра Мадлен…
— Если бы я не дала ему кров, не ухаживала за ним, не была бы добра к нему, все сложилось бы по-другому. Он не напал бы на твоего отца, вернулся бы в больницу, Салливаны получили бы назад свои вещи… Зачем я вмешалась? — Она казалась очень старой, хрупкой и неуверенной в себе…
— Вы делали то, что считали правильным, — пыталась успокоить ее Кит.
— И чем это кончилось? Тем, что твой отец попал в больницу. А если бы тот убил его? Если бы твой бедный отец сейчас был мертв, это была бы моя вина.
— Но этого не случилось.
— Ты, наверное, ненавидишь меня. Я возомнила себя богом и решила, что знаю все на свете.
— За что мне вас ненавидеть? Вы так много сделали… и для меня, и для других.
— Я думала, что знаю, в чем заключается добро. А теперь оказалось, что это не так. — Голубые глаза сестры Мадлен потускнели.
— Что вы собираетесь делать? — едва прошептала от волнения Кит.
— Уйти. Туда, где за мной будут присматривать. Где я никому не причиню вреда, буду подчиняться правилам и не смогу принимать неверные решения.
— Что это?
— Монастырь. Я знаю место, куда принимают таких, как я. Буду мыть там полы, помогать на кухне, а взамен мне дадут еду и маленькую келью.
— Но вы говорили, что не любите жить рядом с другими людьми и подчиняться их правилам.
— Так было раньше.
— Как они узнают об этом? Вы им позвоните или напишете?
— Нет, Кит. Просто приеду на автобусе.
— Сестра Мадлен, вы не можете уехать. Здесь вас любят.
— Теперь разлюбят. Я прятала злодея, который напал на Кэтлин Салливан, и никому ничего не говорила. А потом позволила ему напасть на Мартина Макмагона. От любви до ненависти один шаг.
— Пожалуйста, не уезжайте!
— По-другому нельзя, Кит. Я очень рада, что смогла с тобой попрощаться.
— Если бы люди знали, что вы уезжаете, они выстроились бы в очередь, чтобы попрощаться… Нет, они просто не дали бы вам уехать. — В глазах Кит блестели слезы.
— Кит, если ты мне друг, то ничего им не скажешь.
— У вас есть деньги? Чтобы хватило на первое время?
— Да. Твоя мать иногда присылает мне пять английских фунтов.
Кит обомлела. Сестра Мадлен никогда не говорила, что знает, кто такая Лена Грей.
— Моя мать… — начала она.
Сестра Мадлен как будто ее не слышала:
— Она не признается, что это от нее, но я знаю. В квитанции значится: «На непредвиденный случай». А это и есть непредвиденный случай.
— Сестра, но это причинит людям боль. Они приходили сюда, делились своими бедами, а вы уезжаете, не простившись с ними.
— Так лучше.
— Нет, не лучше! Взять хоть Эммета. Вы учили его говорить, читать, любить поэзию. А что скажет Рита, когда вернется в Лох-Гласс, придет к вам и увидит пустой домик? Я знаю, Мора готова на вас молиться. Она не осудит вас за то, что случилось с папой. И даже миссис Диллон, которая ни о ком не сказала доброго слова, говорит, что вас надо канонизировать… Разве можно уйти от них просто так?
Но Кит понимала, что говорит впустую.
— Когда вы уезжаете? — спросила она.
— Сегодня вечером. На шестичасовом автобусе. Кит, у меня еще много дел. Пусть Бог благословит и направит тебя… — Сделав паузу, она продолжила: — И пусть твоя мать найдет покой и мир. Ей хорошо живется?
— Наверное.
— Если так, она получила то, чего хотела. — Взгляд сестры Мадлен затуманился.
— Если бы вы остались, я бы рассказала вам о ней… — взмолилась Кит.
— Нет. Я не хочу слышать о том, как живут другие. Люди должны рассказывать только о себе. Бог с тобой, Кит Макмагон! — И она отвернулась.
Кит вылетела из домика вся в слезах и бежала по берегу, пока не добралась до тропинки, которая вела к гостинице. Обведя взглядом запущенный гостиничный сад, она увидела Филипа, сидевшего в беседке. Прогнившая беседка требовала ремонта и покраски. Филип надел толстое пальто, но сидеть и читать здесь все равно было холодно.
— Можно к тебе? — спросила она.
Филип закрыл книгу.
— А не замерзнешь? — заботливо спросил он.
— Надо же, читаешь учебник… А этот тупица Кевин О’Коннор даже не раскрывал его.
— Тому, у кого есть свои гостиницы, учебник не нужен.
— Нет в жизни справедливости, верно?
— Ты ходила к сестре Мадлен?
— Как ты догадался?
— Ты пришла с той стороны. Куда еще можно было пойти днем в воскресенье?
— Она уезжает, — грустно промолвила Кит. И рассказала ему все.
Было без десяти шесть. У пивной Лапчатого стоял автобус. Сестра Мадлен поднялась по тропинке, держа в руках рваную сумку, сложенную вдвое. Это была одна из немногих вещей, которые она не смогла передать никому другому.
На широкой обочине стояло множество людей. Гораздо больше тех, кто собирался сесть в автобус, зайти в пивную Лапчатого, постучать в заднюю дверь миссис Диллон и попросить ее продать в неурочное время баночку фасоли или коробку хлопьев. Эти люди пришли проверить, правда ли, что отшельница уезжает.
Здесь были Клио и Анна. Рядом с Эмметом стояли Майкл Салливан, Патси Хэнли и Кевин Уолл. Патси Хэнли, засунув в рот палец, пыталась понять, что происходит. Были и взрослые: почтальон Томми Беннет и Джимми, швейцар гостиницы. Они стояли молча и переминались с ноги на ногу, как будто ждали чьих-то слов. Слов, которые помешают отшельнице уехать из городка.
Казалось, сестра Мадлен никого не замечала.
Вперед шагнул Томми Беннет:
— Сестра, куда вы едете? Я был бы рад заплатить за ваш проезд.
— Девять шиллингов, Томми, — еле слышно ответила сестра Мадлен. Она не хотела произносить вслух название места, в которое ехала.
— Сестра, но вы ведь вернетесь? — сказал почтальон, отдав названную сумму кондуктору и взяв у него билет.
Сзади маячили неясные фигуры, тоже пришедшие посмотреть на отъезд отшельницы.
— Она сама могла бы заплатить! Из денег, украденных в гараже Салливана! — крикнул кто-то.
Раздался смешок. Кит оглянулась. Она не верила своим ушам. Люди любили сестру Мадлен. Неужели они могли от нее отвернуться?