— Где взял? — старший сотник обошёл вокруг роскошного подарка. — И в чём подвох?
— Тебе на оба вопроса сразу ответить или по очереди?
— Давай сначала на второй.
— Ага, значит, на оба… Эту хреновину здесь оставили две недели назад — опытный образец перегоняли на фронт, а экипаж по дороге умудрился напиться сырой воды из лужи со всеми вытекающими последствиями, — десятник рассмеялся. — Дристунов отправили в лечебницу. А замену ещё не прислали. Так что пиши расписку и забирай.
— Тебя не взгреют? Всё же секретный механизм и всё такое…
— Грелка у них не выросла, чтобы меня… хм… это самое. И потом, вы же не по блядям на ней поедете, а на фронт. Так?
— Ну да.
— Тогда чего я буду переживать? Но расписку напиши.
— Какой разговор, сделаю! — Медведик крикнул сидящим у стены станции бойцам. — Барабаш, подойди!
— Да, товарищ старший сотник? — Матвей, поддерживая репутацию непобедимых и донельзя засекреченных пластунов, подошёл неторопливо, но с готовой к стрельбе огнеплюйкой. — Кого-нибудь нужно расстрелять?
— А в рыло? — вскинулся однорукий комендант.
— Я не тебя имел в виду, — отмахнулся бывший старший десятник. — Даже вовсе наоборот, помочь хотел.
— К кагулам такую помощь.
— Не ругайтесь, — Медведик отвлёк обоих от разгорающегося спора. — Матвей, принимай механизьму.
— Эту?
— Видишь здесь другую?
Минут через двадцать сияющий, как начищенная монетка, Михась Кочик докладывал командиру о результатах осмотра полученного в подарок средства передвижения:
— Вот это мощь, товарищ старший сотник! Питание двигателя сразу от восьми стандартных кристаллов, а зарядка рассчитана на две недели непрерывной работы.
— Откуда знаешь?
— Там подробное наставление, это же опытный образец.
— Ну и ладно. Ездить на нём сможешь?
— Конечно! — Михась изобразил лёгкую обиду от сомнений в его способностях. — Не сложнее планера, даже ускорителей нет.
— Нам же не летать.
— Я могу попробовать.
— Что попробовать?
— Если будет нужный инструмент, кое-какие материалы и вообще…
Старший сотник тяжело вздохнул и закрыл глаза, стараясь не поддаться вскипающему раздражению. Не для того он бросил тёплое и вполне безопасное местечко в тылу, чтобы выслушивать идиотские предложения. Это начальник, причём очень большой начальник, может позволить себе казаться полным дураком, а подчинённым такое по званию не положено.
— Никаких полётов, мать …! Платформу прицепили?
— Так точно, прицепили.
— Тогда какого кагульего хрена мы до сих пор не выехали? Заместитель, давай команду на погрузку!
Михась убежал, опасливо оглядываясь, а подошедший комендант уважительно заметил:
— Строго у вас.
— Нормально, — отмахнулся Медведик. — Пойдём, десятник, я тебе расписку напишу. Или обойдёмся без неё?
— В наше время без бумаги никак, — усмехнулся тот. — Грамотно прикрытая задница — первейшее дело.
От станции самоходов до Масюковщины четыреста с лишним вёрст, и Вольдемар искренне недоумевал. Почему их направили именно туда, а не куда-нибудь поближе. Как будто нет в округе других частей. Ну не помрёт же командир формирующегося полка без одной-единственной манипулы? И от фронта там далеко, и перспективных направлений для наступления нет. Куда наступать, если петляющая, как вышедший из трактира пьяница, Свислочь не даёт оперативного простора? Замучаешься переправы наводить через каждые пятнадцать-двадцать вёрст. А устье зловредной речки, впадающей в Северное море, вообще славится непроходимыми болотами — летом комары такие, что сапог прокусывают и хлеб воруют. Вчетвером горбушку свободно поднимают, стоит только зазеваться.
— Хороший вечер сегодня, командир! — Матвей Барабаш поковырял в ухе мизинцем и добавил: — Только шумный очень.
Ну ещё бы, лязг гусениц наверняка слышен даже пиктийцам за линией фронта. Да вдобавок матюки сидящих на платформе бойцов. Вот уж кому достаётся — восьмиколёсную телегу немилосердно мотает из стороны в сторону, подбрасывает на каждой кочке кажущейся ровной дороги, и даже ругаться приходится осторожно из боязни напрочь откусить язык.
В самоходе гораздо комфортней. Михась за рычагами, старший сотник на командирском сиденье, а Барабаш с Баргузином за их спиной изображают расчёт «Грома небесного». Им немного хуже, но всё равно не глотают пыль. Лепота…
— Да, хороший вечер, — согласился командир и опять уткнулся в разложенную на коленях карту. — Михась, поворот не пропусти.
— Так тут не ошибёмся! — Кочик показал на разбитый «Левиафан» у обочины со стрелкой и надписью на закопченном борту — «Масюковщина 312 вёрст». — Если не останавливаться, то завтра к обеду приедем. Правильно, профессор?
Еремей не ответил. Он внимательно смотрел по сторонам, разглядывая следы войны. Про которую ничего не помнил. Всего месяц прошёл, как отсюда выбили глорхийцев при поддержке пиктийских драконирских полков, пытавшихся обойти столицу с севера. Выбили… и остановились. Рассказывают, что контрнаступление потерпело неудачу — то ли силы не рассчитали, то ли обросшие мирным жирком воеводы совсем разучились побеждать. Неизвестно. Но о прошедших боях напоминают сгоревшие бронеходы, длинные холмики общих могил с деревянными пирамидками да выжженная степь без единого кустика. И едва заметный в вышине дракон имперской разведки.
— Матвей, глянь сюда, — Баргузин дёрнул Барабаша за рукав.
Тот задрал голову и поморщился:
— Не достанем. Если бы пониже чуток, а на четыре версты его не взять, только заряды зря потратим.
— Я не про дракона. Вон там что такое?
Командир манипулы если и удивился разговорчивости ранее немого подчинённого, то вида не подал — мало ли какие у человека скелеты в шкафу. Отвлёкся от карты и привстал, разглядывая рванувший наперерез конный отряд:
— Кого ещё принесло? Вроде наши?
— Они самые. Могу голову заложить, что высокое начальство едет, — бывший старший десятник немного помолчал и добавил: — Вот только его нам для полного счастья и не хватало, бля…
Два часа спустя Матвей Барабаш полностью осознал размеры подвалившего счастья. Настроения это не прибавило.
— У меня предписание, товарищ мастер-воевода.
— Да мне плевать на твои бумаги, старший сотник! Понимаешь — плевать! — командующий Северной армией помахал перед носом у Медведика здоровенным футляром. — У самого таких полсотни штук, одна другой грознее. Так что засунь свою цидулку в гузно и к утру возьми эту бляжью высоту. И не делай умное лицо, старший сотник!
М-да… нехорошая ситуация. Вольдемар тысячу раз проклял тот момент, когда в его голову пришла мысль воспользоваться украденными в заградотряде листами. В смысле, позаимствованными на неопределённое время. Елизар Мартин сволочь! Ну кто же хранит отрядную печать под подушкой?