— Лезем по одному. Адам, ты первый, и в случае чего… ну ты сам понимаешь…
— Понимаю, — кивнул алхимик. — Бабушка Рахиль всегда говорила, что не нужно надеяться на вечную жизнь. Но не забудь про драконью чешую, командир, дядя таки готов дать неплохие деньги.
— Ладно, не забуду. Ползи, негоциант…
— Попрошу без оскорблений, товарищ старший сотник! — боец исчез в промоине, и через несколько томительных минут ожидания оттуда показалась его голова. — Всё в порядке, там никого нет.
Для настоящего пиктийского аристократа, чьи благородные предки не одну тысячу лет служили опорой империи, не существует невозможных заданий. Да, не существует, но Эфиальт Расмус неоднократно проклял тот день, когда лорд-протектор эрл Филиорн Эрдалер отдал приказ найти и убить человека, нанёсшего Пиктии оскорбление, выраженное в уничтожении трёх драконирских полков. Как и когда такое могло произойти, могущественнейший вельможа не объяснил, но предупредил об ответственности за невыполнение. В том, что она непременно наступит, можно не сомневаться — Императорский Совет в почти полном составе познакомился с петлёй на площади Седого Утра, а обыкновенного боевого мага из корпуса Стражей Тумана вообще в порошок сотрут и не заметят приложенных усилий.
Отыскать роденийца оказалось очень нелегко — враг короны полностью закрылся в себе, и поисковые заклинания, отражаясь от абсолютной защиты, возвращались и больно били по пославшему их. Неделю мучился, пока не догадался подойти к вопросу с другой стороны… лорд-протектор наверняка похвалит за новейшее открытие в разведывательном разделе боевой магии.
Спутники святотатца настолько пропитались болью умирающих в огне драконов и их наездников, что на скорую руку сделанный амулет тут же вспыхнул, успев выдать указание цели. Двух целей. Забрав приданный в помощь сборный отряд из нескольких оставшихся безлошадными магов и десятка глорхов с шаманом во главе, Расмус отправился в путь.
Увы, неудача постигла и тут — сначала выяснилось, что родениец уже покинул так называемый фильтрационный лагерь, а ещё через неделю головожопое драконье мясо без всякого разрешения напало на двигавшийся с большой охраной самоход. Да что глорхи… пиктийские недоумки тоже с удовольствием приняли участие в обстреле колонны боевыми заклинаниями. Уроды… не перебей их всех подоспевшая к роденийцам подмога, висеть бы эрлиховым выродкам в петле. Вшестером не смогли отправить на тот свет одного человека! Туда им и дорога!
К своим Эфиальт возвращался в полном одиночестве пешим ходом. Это поклонники Тёмного Властелина могут себе позволить переговариваться через особые устройства на дальние расстояния, а настоящий аристократ до такого не опустится. И, тем не менее, пешком, да ещё с вцепившейся в след погоней, немного неудобно.
Выход в расположение имперских частей запланирован заранее — это один из запасных вариантов на самый крайний случай. Вот он и наступил — не от хорошей жизни пришлось бежать через половину Родении на север. Там фронт уже больше месяца как застыл на месте, а вспыхивающие то и дело бои местного значения никак не влияли на общую обстановку. Шаг вперёд и два назад — похоже на смешной танец лапонских пожирателей трески, с недавних пор пляшущих под дудку Великой императрицы Элизии, да будет добр к ней Благой Вестник.
Пиктиец устал. Пиктиец смертельно устал… Последние силы ушли на незаметное прохождение сквозь позиции Северной армии тёмных, да и то приходилось как можно дальше держаться от любого вооружённого огнеметателем бойца. Да чтоб их Эрлих Белоглазый к себе живьём забрал!
При упоминании извечного противника Благой Вести впереди едва заметно что-то сверкнуло, а в висках застучали кузнечные молоты, отдаваясь в затылке страшной болью. Святотатец и убийца драконов приоткрылся?
— Хошайя эш-ш-ш-ш…
Да будет проклято ночное зрение! Родениец сиял так, что казалось, будто Расмуса окунули лицом в расплавленный металл… Рядом двое с сильным запахом чужих смертей… Они?
— Сальве люциус хох-х-х…
Нет, бесполезно, тёмный выродок опять закрылся. Ничего, его спутники видны как на ладони.
— Ох-х-х…
Это уже не заклинание. Это новая вспышка силы бросила Эфиальта навзничь и выбила дух. Слёзы на сожжённых глазах? Вздор, благородным д'орам не пристало плакать. Больно-то как…
Найти силы подняться. Пятьдесят поколений предков с надеждой смотрят с небес… Помогите. Ну что вам стоит?
Расмус с трудом перевернулся на живот и встал на четвереньки. Вот так! Хоть ползком, но достать роденийца необходимо. Страшно подумать, что такая мощь обрушится на Империю…
И опять закрылся… А те двое тут… И не за ними ли прячется святотатец?
— Работаем, ребятки, — несмотря на установленный Баргузином полог, старший сотник едва слышно шевелил губами, и Матвей больше догадывался, чем различал слова. — Барабаш, ты с профессором закладываешь заряды по внутренней стороне щита. Он, кстати, этот щит должен видеть, так что не ошибётесь… Михась остаётся сторожить лазейку, а мы с Адамом попробуем пробраться поближе к драконам, чтобы уж тварей зацепило наверняка.
— Я тоже хочу убивать драконов, — заупрямился Кочик.
— Обойдёшься, — улыбнулся Медведик. — Адам, ну и где твой взрывающийся мешок?
— Вот, — донельзя довольный алхимик снял из-за спины надоевшую ношу и выпрямился во весь рост. — Только, командир, близко подходить не стоит — рванёт к эрлиховой матери, костей не соберём.
— Сейчас-то вроде ничего?
— Щит штука грубая и нечувствительная, да и рассчитан он на высокоскоростной снаряд… У нас же мелкие осколки в бомбах.
— Понял, — кивнул старший сотник. — И обрати внимание…
Больше Вольдемар ничего не успел сказать — вылетевшее из темноты ледяное копьё прошло точно между Барабашем и Кочиком, отрикошетило от Еремея и воткнулось Адаму в живот.
— Эх…
— Стоять, бля! — закричал профессор. — Ложись!
Он вытянул руки вперёд, потом резко развёл их… Заклинаний не было, только ревущая огненная волна. Во все стороны. Три волны. Одна за другой. И пепел.
Сотник Ставр Блюминг (кстати, почему все особисты так любят это звание?) задёрган командованием, иссушен войной, побит жизнью, но всё это вместе взятое не мешает начальнику особого отдела Двенадцатого легиона Северной армии напевать вполголоса привязавшуюся аж сутки назад песенку:
…Гопак Брамбеуса
И хруст легойской плюшки…
На самом деле Блюминг терпеть не мог прославленного композитора и искренне ненавидел легойскую кухню. А уж модного до войны исполнителя готов был придушить собственными руками. Но, тем не менее, постоянно прорывалось:
Кабак, красавицы, бутылки, штопора.
Открыт бордель. В столице снова лето.
И море пива в налитых глазах поэта.