Алексей Ксенофонтович был мужчина малосговорчивый и на каждый предмет имел свое мнение.
— Так ведь хотелось бы не просто с девкой удовольствие получить. Купчихи и дворянки — дамы утонченные, к ним особый подход требуется.
— А ты, братец, оказывается, еще и неисправимый романтик, — улыбался Аристов на откровения коренного хитрованца. Даже голос его при этом малость потеплел. Весь его вид как бы кричал: «Кто бы мог подумать, что в этом безобразном тельце может скрываться такая изысканная душа». — Признаюсь тебе, в чем-то мы даже с тобой похожи. Только мой романтизм закончился сразу после того, как я познал первые полсотни женщин. Ха-ха-ха!
— Ваше высокоблагородие, так ведь не женат я еще. А там кто знает, может быть, и судьба по-иному повернется.
— Что же ты предлагаешь, братец? — сдержанно произнес Аристов, закинув ногу на ногу. Он любил комфорт так же страстно, как и красивых женщин, а поэтому даже конспиративную квартиру обставил с таким шиком, как будто принимал в ней не хитрованца, желавшего устроить свою личную судьбу за счет казенных денег, а дам из высшего общества, надумавших скоротать единственный вечерок вдали от строгих глаз мужа с приятным и милым собеседником. Впрочем, при необходимости господин Аристов мог переоборудовать квартиру во вполне привлекательную спальную комнату. — Чтобы я, кроме причитающихся тебе денег, ввел еще одну дополнительную графу на расходы? И как же мне ее назвать, сударь? На утехи для моего агента? Так, что ли?
— Вам виднее, ваше сиятельство, — очень честно посмотрел в глаза Аристову платный агент.
— А ты наглец! — Фраза прозвучала, скорее всего, как похвала. — Ладно, подумаем. А теперь расскажи мне о Парамоне.
Алексей Ксенофонтович уже успел пропитаться значимостью своего ремесла и даже считал, что московская уголовная полиция без его усердия не сумела бы выловить даже и половину преступников. При этом он совсем не подозревал, что в ведомстве, которому он служит, платных агентов называют подметками.
Сиваков важно надулся, напоминая мыльный пузырь. Создавалось впечатление, что достаточно до него дотронуться, как он разлетится на тысячи ядовитых и спесивых брызг.
— Парамон присмирел. Дальше Хитрова рынка нос не кажет. И краля его, Душечка Дуня, тоже все взаперти сидит. Они у нас что молодые, хе-хе, — заулыбался ехидно Алексей Ксенофонтович, — с постели не поднимаются.
— Кто в гости к нему захаживает, знаешь?
В комнате было душно. Аристов достал из кармана брюк платок и промокнул им лоб, оставив на белоснежной поверхности капли влаги. Подумав, тщательно высморкался. Июль генерал не выносил, оставалось только гадать, каким это образом он умудрился простудиться в самую жару.
— А все одни и те же! Храпы в секу режутся. Не далее чем позавчера крупная игра у Парамона случилась, — задушевно делился новостями Сиваков-Смердячий. — Трое храпов так проигрались, что исподнее с себя снять пришлось. А один и вовсе далеко зашел, поставил на кон чужую жизнь.
— И что же?
— Проигрался, — махнул рукой Алексей Ксенофонтович.
— И как потом?
— А чего как? — искренне удивился агент. — Пошел и зарезал. Прямо у Хитрова рынка мужичонка один с собачкой прогуливался, так он ему перышко под ребро сунул. Тот даже и крякнуть не успел.
Аристов призадумался. Действительно, сегодня утром пристав доложил ему о том, что близ Хитрова рынка произошло смертоубийство. Личность погибшего установить не удалось, и произошедший случай с легкостью списали на обычный грабеж.
— Кто пришил, знаешь? — постучал кончиками пальцев по столу Аристов.
— Как тут не знать, если об этом вся Хитровка только и говорит? — удивился Смердячий. — Заноза его пришил. Он потом по невинноубиенному еще свечу восковую поставил. Целых три рубля выложил!
— Деньги большие, — согласно качнул головой Григорий Васильевич.
— Только если вы его сцапать хотите, так у вас ничего не получится, уж больно он сметлив и опасность за версту чует. Городовой только хочет в его сторону взглянуть, а того уже след простыл.
— По этому поводу ты не беспокойся, Алексей Ксенофонтович, — подчеркнуто вежливо произнес Аристов. — Я еще найду время, чтобы потолковать с ним. Только ты мне вот что скажи, не наведывается ли к нему еще кто-нибудь?
— Чего же вы, ваше благородие, меня пытаете? — возмущенно протянул Алексей Ксенофонтович. — Все, что знаю, то и говорю. Вы бы сказали, как он выглядит сперва, может быть, что-нибудь и углядел бы.
Аристов медлил. Интуиция подсказывала ему, что человек, которого он разыскивает, далек от Хитрова рынка и в то же самое время он связан с ним так же крепко, как эмбрион с материнской плацентой. Он должен быть безукоризненно одетым, в начищенных до блеска ботинках, в которых можно запросто увидеть собственное отражение. Наверняка он имеет немалый счет в банке, позволяющий ему чувствовать себя едва ли не наследным принцем. А если он и является на Хитров рынок, то только для того, чтобы вблизи посмотреть на свою отпавшую пуповину.
А до Занозы еще доберемся, никуда он не денется.
— Хм, — Аристов в раздумье потер подбородок. Наконец он решился: — Меня не интересует голодранец в рваной одежде. Я говорю о франте, одетом безукоризненно и с манерами господина.
Алексей Ксенофонтович беспомощно пожал плечами:
— Господина не видал, а вот купчишек, что некогда были хитрованцами, встречать приходилось не однажды. Среди них имеются и миллионщики. Однако на господ не похожи. Ходят в сапогах, да и бранятся, как извозчики.
— Что можешь сказать об Аникее Маркелове? — неожиданно поинтересовался Аристов.
— Аникей-то? — беспомощно захлопал глазами Сиваков. — Хозяин ночлежки?
— Он самый.
Этот вопрос Аристов задал не случайно. Хозяин ночлежки приторговывал краденым добром, и он был уверен, что Аникей отчисляет городовым неплохую монету от своего нелегального заработка.
— Аникей Маркелов дядька умный. Просто так его не взять. Давеча на рынке кувшин продал за двадцать пять рублей, а цена ему полтинничек от силы.
— Вот как? — удивился Аристов. — Как же это ему удалось?
— А он продал его одному купчишке из Томска. Сказал, будто бы из него сам граф Дракула на пирах пивал.
Аристов расхохотался:
— Чудеса, да и только! Стало быть, он поверил?
— А как тут не поверить, если Аникей божится при этом, словно монах. — Он поерзал на стуле и добавил: — Я тут давно заметил, чем больше Маркелов врет, тем больше божится.
— Ладно, хорошо, ты за ним подсматривай, — строго наказал Аристов. — А если увидишь, что к нему кто-то из полиции захаживает, дай знать.
— Сделаю, — очень серьезно заявил Алексей Ксенофонтович, — только служба у меня, ваше благородие, опасная, ты бы еще копеечку добавил, — жалостливо протянул он.