— Где у вас туалет?
— В конце коридора. — Тоня не сделала ни малейшей попытки проводить. Еще не хватало. Пусть катит сама, если нет ума. Даже хорошо, что все это видит Игорь. И-го-рек.
Лена, придерживаясь за стену, стала пробираться по коридору. Сюда? Голова так кружилась, что она не могла разобрать надписи на дверях. Нет, не сюда. Но ведь она ясно видела, что эта противная женщина показала ей в эту сторону. Нет, точно не здесь. Все закрыто. Лена почти ползком двинулась обратно. Теперь внезапно стал качаться пол, обрушиваться стены…
— Вить, тебе на труп ехать, — Игорь Владимирович положил трубку и оглянулся. Куда исчезла девушка?
— Опять? — Извеков с неудовольствием поморщился. — Нет в жизни счастья. Щас бы поспать.
— Не удастся поспать. Повезут тебя на городской пляж. На утопление.
— Вроде сейчас уже не так жарко, чтобы тонуть? — высказалась Антонина.
— Дураков всегда хватает, — отозвался Извеков, широко открывая рот и картинно опустив на язык последнее колесико колбасы.
— Вы не смеете так говорить! — вдруг от двери, держась за косяк, сказала Лена. — Вы не смеете смеяться над человеческой бедой!
— Девушка, вам ведь в туалет надо было? — посмотрела на нее Антонина.
— Да. Мне было надо. Но это не означает, что вы можете смеяться… — Лена качнулась назад в коридор и зажала рот. — Да где же у вас, черт возьми, туалет?
— Если не хочешь мыть коридор, проводи клиентку. Она созрела, — оценил ситуацию Витька.
— И не подумаю. Сама наблюет, пускай сама и убирает, — Антонина внимательно разглядывала свои ярко накрашенные ногти. Но Соболевский подошел к двери и твердо взял Лену под руку. — Пойдемте.
Пока он вел ее к туалету, у Лены подкашивались ноги. Поочередно — то правая, то левая.
— Справитесь сами?
— Угу.
Витя не ошибся. Приступ тошноты теперь не только попугал, но и вывернул Лену наизнанку. И некоторое время ассистентка кафедры судебной медицины циркулировала между раковиной и унитазом. Очнулась Лена возле холодной влажной металлической трубы канализации, обливаясь потом.
— Боже, я сейчас умру. — Лена закрыла глаза. — Мама! — Кафельные плитки кружились перед ее закрытыми глазами в безумном танце. — Все равно они не смеют так говорить! — Она стукнула кулаком по трубе и оцарапала руку.
В дверь туалета постучали. Послышался голос Соболевского:
— Вы там в порядке?
Больше всего ей хотелось побыть одной. И в то же время безумно приятно, что он не ушел. Стоит и дожидается, когда она выйдет. А она выйдет? Наверное. Но не сейчас.
Стук в дверь стал отчетливей.
— Одну минуту. — Надо идти. Лена заставила себя встать с унитаза, снова пойти к раковине и умыть лицо холодной водой. Во второй раз за сегодняшний день. Просто привокзальная бродяжка.
Однако в результате всех этих физиологических процессов хмель отступил. Очень захотелось спать. Лена оперлась на край раковины, чтобы посмотреть на себя в маленькое настенное зеркальце. Да уж, красавица. И снова подумалось — уж если в таком виде она смогла кому-то понравиться, значит, это не просто так. И она вдруг улыбнулась себе и подмигнула своему отражению. Попила холодной воды из-под крана и вытерла мокрые руки о джинсы. Маме о ее сегодняшних приключениях лучше не рассказывать.
Она вышла из туалета и встретила вопросительный взгляд Соболевского. Он не ушел. Боже, какой джентльмен. Вдруг открылась дверь из кабинета Хачека, и в коридор вышел Петр Сергеевич. Он был красный, смущенный и одновременно злой. Лена кивнула Соболевскому и направилась к Пете.
— Может, умоетесь? По-моему, вам необходимо освежиться. — Лена сама не поняла, что это с ней творилось.
Ну и нахалка! Игорь Владимирович чуть прищурился при этих словах. Не простая девчонка. Но и забавная.
Петр Сергеевич мрачно смотрел на свою новую ассистентку, но не понимал, что Лена пьяна.
— Подписал он вам все-таки заявления? — чтобы скрыть Ленино состояние, спросил Рябинкина Соболевский.
— Подписал.
У входных дверей несколько раз прозвонил морской колокол. Это за Извековым заехала машина. Его протяжный и тоскливый звук не понравился Лене.
— Будто во времена холеры! — высказалась она.
Витька вышел из комнаты, на ходу завязывая шнурки. Увидев Рябинкина, посмотрел на него снизу вверх.
— Вам на завтрашнее занятие труп оставить?
— А с чем труп?
— Утопление.
— Если свежий — оставить. Если больше двух суток — не надо. Может, еще кого за ночь подвезешь.
Петя до сих пор переживал только что закончившийся разговор с Хачеком. Да, в дурацкое положение он попал. На официальном языке — нарушил трудовую дисциплину. Но все равно, разве это повод так орать? Он должен был заставить Хачека придерживаться в разговоре с ним нормативной лексики. Должен, но не получилось. Однако кто же будет уважать кафедральных после этого?
— Ах, тебе, видите ли, только свеженькие трупцы подавай? — как будто подслушал их разговор Хачмамедов. Лене пришло в голову, что он — стоящий в проеме своей двери, сейчас похож на веник. Так же растопырился, опираясь на косяки, и так же в разные стороны расходятся у него усы.
— А все гнилье я, что ли, буду вскрывать? — Вид у Хачека был такой, будто он готов разорвать всех на куски. — Нет уж, взял себе ставку, так давай, работай, мать твою… — Хачек напоследок нервно дернул шеей и скрылся назад.
— Не расстраивайся ты, Петь, — сказал Рябинкину Виктор Извеков. — Даже если случай будет несвежим, твои студенты его на всю жизнь запомнят. Особенно как понюхают… — Извеков уже был у выхода, а морской колокол все звенел и звенел. — Во сне им будет это утопление сниться.
— А мне однажды приснилось, — вдруг опять распушил усы веником Хачмамедов, снова появившись в дверях. Он, видимо, так и циркулировал от дверей к окну в своем кабинете для успокоения, — что у нас на Центральной площади на памятнике Ленину повешенный висит. Прямо на его вытянутой руке. И было это еще, между прочим, при советской власти.
— Вот этот сюжет и надо пустить в наш пятый шкаф, — на ухо Рябинкину шепнула Лена и оступилась на вдруг подвернувшейся ноге.
Соболевский сделал шаг вперед и поддержал Лену под руку.
— А не пора уже вашей новой сотруднице домой?
— А ты чего беспокоишься? — ухмыльнулся Хачек. Он был постарше Соболевского и обращался к нему неодинаково: когда на «ты», когда на «вы».
— А я о девушке беспокоюсь, — не смутился Игорь Владимирович. — Вы тут все люди стойкие, а она неважно себя чувствует. Я отвезу ее домой.
— Ну-ну, — почесал затылок Хачмамедов и скрылся в кабинете.
— Я в принципе сам могу ее отвезти, — Рябинкин вдруг почувствовал укол ревности. Не лично по отношению к Лене, а как бы ко всей кафедре, интересы которой он вроде бы, как начальник, должен был представлять.