— Саша, ты что, машину хочешь продать? Не делай этого!
— Мам, ну я сам знаю, что мне лучше сделать.
Голос в трубке заторопился, заспотыкался:
— Сыночек, не продавай машину! Вторую тебе самому никогда не купить! Бог с ней, с моей квартирой! Мне вообще ничего не нужно! — Саше даже показалось, что мама заплакала.
— Мам, ты не волнуйся! Подумаешь, машина. Да к тому же не собираюсь я ничего продавать.
— Зачем ты меня обманываешь! — Мама старалась сдержаться, но Саша все равно слышал, как она тихонько шмыгала носом. — Я ведь знаю, Сашенька, что больше тебе неоткуда взять денег, отец никогда бы не дал. Но я не хочу, чтобы ради меня ты расставался с тем, что ты так любишь. И я люблю твою машину… Вспомни, ведь мы с тобой вместе покупали ее… Ездили за ней специально в Москву, потом ехали на ней своим ходом обратно. Отцу даже не говорили о покупке, он бы все равно не разрешил… Милый мой, я умоляю тебя, не продавай!
— Мам, я уже все решил! И покупатель есть. А машина все равно уже старая. Завтра будь дома, я привезу тебе деньги.
— Саша, мне не нужен никакой ремонт!
— Ничего, мам, все будет хорошо!
Она помолчала.
— Ты договорился на завтра?
И он почему-то сказал ей:
— Да.
— Я еще раз тебя прошу, не делай этого!
— Мама, я все решил! Я тебя целую.
— Сынок, я не хочу становиться для тебя обузой. У тебя должна быть своя жизнь… Наконец, на чем ты будешь катать девушек? — Она попыталась рассмеяться, но у нее плохо получилось.
— Все, мама, начинай разбирать шкафы. Дня через два я подгоню рабочих.
Каких рабочих? Саша пока еще даже не представлял, откуда их возьмет. Впрочем, сейчас это не проблема. Вон сколько приезжих толпится на строительных рынках.
— Готовься к ремонту! — И он решительно нажал на кнопку отбоя, чтобы не продолжать больше этот разговор. Как в глубине души ему хотелось согласиться с мамиными словами и не продавать свою «тэтэшку». Он вздохнул. Человек слаб, его мучает жадность. Но он не такая скотина, чтобы не помочь матери.
Распаренный Мурашов сунулся к нему в комнату.
— Вот! Фотография племянника, — он раскрыл кожаную папку и протянул Саше лист бумаги. На белом поле листа А4 темнела фотография, отксерокопированная с паспорта.
— Качество плохое. Разве тут что-нибудь разберешь? — Саша смотрел на листок, то близко поднося его к глазам, то отводя подальше. — Возраст указан?
— Указан. Двадцать лет.
— Особые приметы есть?
Мурашов порылся в каких-то бумажках.
— Ничего не написано.
— Ну, хотя бы цвет глаз?
— Это прислали. Серо-зеленый.
— Рост?
— Тоже есть. И вес.
— Вес не надо.
— Почему?
— Потому что, ты как нажрешься, у тебя вес сразу будет больше на два килограмма.
— Ага, нажрусь я, — с укоризной посмотрел на Сашу Мурашов. — У нас столовка все лето была закрыта и до сих пор на ремонте.
— Ну, мужик, ты меня понял…
Антонина нетерпеливо заглянула в дверь, и Саша махнул ей — мол, скоро, потерпи.
— Ну, давай данные. Диктуй. — Саша включил свой компьютер и нашел свои замеры, которые он делал во время секции. — Так, смотрим. Цвет радужной оболочки — серо-зеленая, мутная.
— Серо-зеленая! Совпадает! — следом за ним повторял Мурашов.
— Рост… какой, по твоим данным? Сто семьдесят. Тоже совпадает. Рост — один из мало меняющихся параметров тела. Дальше читаем… На левой голени по передней поверхности линейный вертикальный рубец, бледный, не выступающий над уровнем кожи, со следами старых хирургических швов. Длиной тридцать семь сантиметров.
— Это как? — не понял Мураш.
— Ну, представь, вдоль всей левой голени шрам. Старый. Было по этому поводу когда-то обращение в больницу, потому что через равные промежутки этот шрам как бы имеет дополнительные белые точки — следы вколов. Возможно, это были хирургические скрепки, может быть, рану ушивали хирургической иглой. Если игла толстая — от нее первые годы всегда остаются точечные рубчики. Твой парень некоторое время назад сильно поранил ногу. А такие рубцы свидетельствуют о том, что помощь ему оказывали профессиональную. Скорее всего, в лечебном учреждении. Там, значит, должна быть его медицинская карта.
— Где? — напрягся Мурашов.
— Либо в больнице в травматологическом или хирургическом отделении, либо в травмпункте.
Мурашов быстро делал в блокноте какие-то пометки.
— Я сегодня же пошлю новый запрос. Но скажи, все-таки по возрасту труп совпадает?
— Щас… найду это место… — Саше очень хотелось, чтоб Вова скорее уже ушел. Надо кончать с машиной. Он торопливо просматривал на экране компьютера данные своего осмотра. — Труп неизвестного мужчины, так-так-так, где же это? А-а-а, вот, началось зарастание венечного шва… Слушай, Вова, это все фуфло. Зарастание швов костей черепа идет всю жизнь, начиная с двадцати лет. У тебя группы крови и отпечатков пальцев случайно нет?
— Группа крови есть. Первая.
— И у этого парня первая, — проверил данные биологического исследования крови Саша. — А отпечатки пальцев есть?
— Отпечатков нет. Он не сидел.
— Жалко. У меня-то вот они. Все получились, как на подбор.
— Ты что, дактилоскопию ему делал?
— А как же? — Саша презрительно пожал плечами. — Мы всем делаем.
— Блин! Я еще ни разу не видел, как трупу отпечатки пальцев снимают… — Мурашов облизнул губы и напомнил Саше голодного хорька.
— Так же, как и не трупу. Только лежа. Разницы — никакой. Вова, ты хоть не облизывайся, а то я подумаю, что ты — вурдалак.
— Ладно тебе…
— Ты дозвонился в метеобюро?
— А ты как думал?
— Ну, и?..
— Будешь обзываться — ни фига не скажу.
— Снимаю сравнение с вурдалаком.
— То-то же. На земле в тот вечер температура была — плюс четыре. К утру понизилась до плюс двух.
Саша этого никак не ожидал.
— Вот это новость. Неужели правда?
— Ты думаешь, в метеослужбе кому-то надо нас обманывать?
— Да я не о них. Неужели правда, что парень элементарно замерз, лежа на земле, оттого, что ему не оказали помощи?
— Чего? При плюс четырех можно замерзнуть?
— Запросто. Это научно доказанный факт. В общем, Володя, я тебе вечером уже напишу ответы по этой экспертизе. Завтра получишь. Причиной смерти будет — общее переохлаждение тела.