А может, просто еще не отвык получать от папки с мамкой подачки, вон, на клювике еще виднеется детская желтая каемочка…
Слеток небось, живет на чердаке и впервые решился на отчаянный прыжок в бездну на хилых крылышках.
Как не страшно?!
Внизу люди, машины, кошки, а он прыгает…
Марина отвела взгляд от воробья, придвинула к себе чашку и вопросительно поглядела на Галину Андреевну.
– Чего на угол садишься? Так ты замуж никогда не выйдешь, – усмехнулась та. Марина неуверенно улыбнулась.
Захотелось сказать что-то приличествующее случаю, но в голове вертелась какая-то глупость, вот и брякнула, не подумав, пафосно:
– Я уже замужем за сценой.
Галина Андреевна так посмотрела на нее, что весь победоносный настрой тут же испарился.
Марина мгновенно вышла из себя и потому достаточно резко спросила:
– Как вы меня нашли?
– А вот непросто было тебя сыскать, – охотно ответила тетка. – Сперва через милицию пробовала. Но к тому времени ты от Залевского съехала. Я даже думала, ты насовсем уехала в свой Зажопинск, а тут Леночка тебя по телевизору увидела. Пробовала тебя через Москонцерт разыскать – там справок не дают. Даже на выступление твое приходила, ждала за кулисами, да только не получилось подойти. Ну, хоть музыку послушала.
– Понравилось? – спросила Марина.
– За полторы-то тыщи? Не смеши меня. Ты и на пятьсот не напела, форсу только много, – махнула рукой Галина Андреевна. – Хорошо хоть Лешка, дружок ваш, сказал, где ты живешь. Знала б раньше, я б просто на улице подождала. Вот в мое время певицы были, я понимаю…
Слушать это не было сил.
Марина с силой грохнула чашкой о стол.
Воробей испугался и спрыгнул с форточки. Марина заметила, как его тень пронеслась вниз.
Вот бедняга!
– Вы зачем пришли? – грубо спросила она. – Чтобы гадости мне говорить?
– Нет, милая моя, – прищурилась Галина Андреевна. – Не за этим. Лена, как я сказала, плоха очень. Ей уход нужен, лекарства дорогие, а я одна ее не потяну. На родителей ее надежды мало. Отец шофер, а мать вообще на инвалидности. А у меня, сама знаешь, поди, всего одна комната, да и не молоденькая я – с лежачей больной-то тетешкаться…
– Вы хотите, чтобы я ее к себе взяла или просто денег дала? – холодно поинтересовалась Марина.
Ей все же хотелось удержать лицо.
Чтобы эта тетка в тусклой одежде, с блеклым, как застиранная тряпка, лицом преисполнилась уважения.
Но не получалось.
Руки тряслись от волнения и злости.
Марина даже взяла конфету и стала терзать фантик, скрывая свое состояние.
Галина Андреевна скривилась так, что было совершенно невозможно понять, плачет она или смеется:
– Денег, конечно, милая моя. Все-таки в том, что случилось, ты виновата.
Марина вытаращила глаза:
– Я?
– Ты, голубушка, ты. И зенками своими не сверкай. Леночка мне все рассказала. И про маньяка, который за тобой бегал, и как ты ее из квартиры выгнала. А ведь сама к нам ходила, холодильник выжирала, когда бедной была. А сейчас смотрите-ка на нее! Зазналась, в телевизоре с голыми ляжками скачет, а то, что подругу из-за нее изрезали, и дела нет…
Голос Галины Андреевны с каждым сказанным словом возвышался, как рев взлетающего самолета, становясь все выше и выше, только вот в отличие от ровного гула мотора в голосе слышались всхлипы и скрипы истерики, готовой испортить всю слаженную работу.
– А ваша дорогая Лена не сказала, за что ее Залевский прогнал? – закричала Марина. – Или почему Антон с ней жить не захотел?
– Рассказала, рассказала, – закивала Галина Андреевна, наклоняясь вперед так, что ее дыхание обожгло Марине лицо. – Потому что ты, вертихвостка, в уши пела всем, какая у тебя подруга плохая. Оклеветала девочку, а те и поверили!
– Я оклеветала?
– Ну, не я же!
– Да ваша Леночка в порнухе снималась, – взвизгнула Марина. – На каждом углу ее диски продаются. Я вообще про это знать не знала, пока Леша не рассказал. И Антон от него узнал, так что нечего тут на меня свою грязь бросать!
– Это кто грязь? – заорала Галина Андреевна. – Это мы грязь? Да я двадцать лет… на заводе…
Черные страшные глаза затягивало красноватой пленкой ярости.
Марина невольно глянула на кухонный стол, на котором лежала скалка, оставленная со вчерашнего вечера.
Галина Андреевна, вцепившаяся в стол побелевшими пальцами, заметила этот вильнувший взгляд и обернулась. А увидев скалку, как-то сразу успокоилась, поерзала и продолжила уже другим, деловитым тоном.
– Ну, значит, так, – сказала она. – Вижу, что много с тебя не возьмешь, потому согласна на пять тысяч ежемесячно.
– Рублей? – оторопело поинтересовалась Марина.
Галина Андреевна рассмеялась, словно скрипучий, несмазанный замок. Услышал бы ее давешний воробей, еще раньше спрыгнул бы вниз от ужаса…
– Долларов, естественно.
Теперь рассмеялась Марина.
– Нет, у вас не все дома. Откуда у меня такие деньги? А хоть бы и были, все равно ничего бы не стала платить. С какой стати?
Тетка нехорошо прищурилась.
– А с такой, дорогуша, – сладким, как мед, голосом, сказала она, – что если ты мне денег не дашь для подруги своей, которую ты, кстати, ни разу не навестила, я всем газетам расскажу, что ты за человек.
Марина стиснула зубы и с трудом подавила желание швырнуть чашку с нетронутым чаем в голову Ленкиной тетке.
Хороша семейка, однако!
Одна в порно снимается, вторая деньги вымогает…
И что теперь делать?
В голове неожиданно завозилось давнее воспоминание.
Еще когда Марина жила на старой квартире, вместе с Димкой, они захаживали в гости к Егору, совершенно никому не известному, куда более гостеприимному и ничуть не пафосному.
Тогдашний Егор работал в газете, носился по городу в поисках свежей информации. Как-то за столом он, отвечая Димке на вопрос о пиаре, глубокомысленно изрек:
– Сенсация не живет дольше суток, особенно теперь. Время другое. Даже самый черный пиар, любой скандал – завтра уже пропахнет нафталином! Потому, если вы станете звездами, советую никогда не отвечать на любые сплетни в газетах, не судиться, не комментировать.
– Это как? – возмутился Димка. – Они будут сочинять про меня всякую хрень, а я буду им с рук спускать?!
– Будешь. А иначе любую историю раздуют до небес. А так отмолчался – и завтра все уже никому не интересно…
Тогда Марина была готова поддержать Димку.