— Да ладно, — сказал Макс и почувствовал, что стало вроде как полегче: одна часть головоломки разъяснилась, зато неотвратимо нависла вторая, и он боялся ее и готовился одновременно.
Принесли кофе, довольно неплохой, надо сказать, Юлька отпила крохотный глоток и спросила негромко:
— Как ты? Как живешь, как твои дела?
— А то ты не знаешь! — неожиданно разозлился Макс. Чего она спрашивает — подослала к нему этого Артемьева, тот все разнюхал и доложил, а она интересуется, дурочкой прикидывается.
— Я от тебя хочу услышать, — сказала девушка, — а не из отчетов. Но не хочешь — можешь не говорить, я не настаиваю.
И отвернулась к окну, за которым взлетали и садились самолеты. Не настаивает она, как же, так он ей и поверил! Только она так молчать умеет, точно тонкой рукой за горло держит, знакомо это нам, проходили. И чтобы не дать тем чувствам, что давно сам в себе убил, голову поднять, Макс сказал:
— Нормально все. Живу, работаю. Машину починил, таксистом стал. На жизнь хватает.
Здесь по правилам этикета полагалось задать встречный вопрос, поинтересоваться, как поживает Юлька, но чего тут спрашивать, когда и так все понятно. У нее все не просто хорошо, а замечательно, и даже более чем. Левицкая давно в могиле, Рогожский тоже червей кормит, поместье продали, лошадей, кажется, тоже. Он слышал что-то такое полгода примерно назад, что аукцион был и у конюшни теперь новый хозяин. А за границей хорошо, там жизнь другая, размеренная и спокойная, и точно известно, что с тобой будет завтра, с поправкой на форс-мажор, конечно, но с Россией ни в какое сравнение не идет. Хорошо Юлька живет, чего ее спрашивать, один только вопрос: чего она сюда притащилась и весь этот цирк затеяла?
— Я тоже. Живу, но не работаю. Некогда, — сказала Юлька и посмотрела на Макса. — Да, некогда, — повторила она, — у меня другие заботы.
Ага, какие у нее заботы — папашины деньги тратить, по курортам разъезжая, или на драгоценности их спускать. Тут большого ума не надо.
— Бедненькая, — пожалел ее Макс, залпом выпил кофе и поставил чашку на крохотное блюдце, — тяжело тебе.
Он полез в карман за деньгами и наткнулся на кольцо. Камни сверкнули в свете ламп, когда оно оказалось на столе, рядом Макс бросил деньги, надеясь, что на два наперстка кофе этого хватит.
Юлька посмотрела на кольцо, взяла свою чашку и сделала небольшой глоток.
— Зря ты так, — без обиды сказала девушка, — ты же ничего не знаешь.
«И знать не хочу!» — едва не вырвалось у Макса. Ну вот чего она притащилась, на кой черт старые раны бередить? Радостно ей от этого, что ли? А вот ему как раз наоборот.
— Так расскажи, расскажи, чтоб я знал, — огрызнулся он.
Юлька села рядом с ним, взяла за руку и сжала тонкими горячими пальцами, посмотрела в глаза.
— Хорошо, только кратко. У меня самолет через сорок минут, посадка скоро закончится. Я расскажу, я за этим и приехала. В город возвращаться мне не хотелось, так что ты прости, пришлось вытащить тебя сюда. Я все расскажу, и ты сам решишь, как быть дальше.
Макс высвободил ладонь, запихнул руки в карманы и откинулся на спинку кресла. На взлетку выруливал здоровенный самолет, он катился, набирая скорость, готовился оторваться от земли, и Макс не сводил с самолета глаз. Взлет и посадка были для него чем-то на грани волшебства, хоть и знания о преодолении земного тяготения были получены и усвоены еще в средней школе.
— Мне тогда пришлось уехать одной. Извини, но я не могла ждать, и ты знаешь почему. Я все поняла и ушла сразу после звонка, даже вещи забирать не стала, чтобы решили, что я еще здесь, если их найдут.
«Именно так я и подумал».
Макс следил за следующим самолетом, а Юлька продолжала:
— Я приехала в Шереметьево, купила билет и улетела в Женеву, а через три дня пришла в банк и получила свои деньги. Потом продала старый дом, что оставил мне отец, купила новый поближе к озеру, потом узнала о смерти Левицкой, потом мне стало плохо. Так плохо, что я решила, что умираю, что чертова вдова зовет меня за собой с того света, я была совсем одна там, почти не знала языка. Я жила тогда в отеле, персонал вызвал мне врача, он отправил меня в больницу, где я узнала, что беременна.
Макс отвлекся от созерцания очередного «Боинга», мчавшегося по взлетке, глянул на Юльку. Та тоже смотрела в окно и теребила большой кулон, что висел на толстой, матово блестящей цепочке, смотрела и говорила дальше.
— Мне пришлось провести в больнице почти девять месяцев, потом я родила, и все прошло благополучно. Я вернулась в свой дом, наняла няньку, выучила язык, и теперь мы живем втроем: я, Алекс и женщина, что присматривает за ребенком. Есть еще несколько человек, что работают по дому, и водитель, я боюсь сама садиться за руль.
Что и требовалось доказать — у нее все в порядке. И дом есть, и семья какая-никакая, и водитель, и охранник, наверное. Хотя на кой черт в Швейцарии охрана, кому она там нужна, там и без охраны жить можно!
— Алекс уже спрашивает меня про отца, и я не знаю, что сказать. Я обещала, что он приедет, что позову его к нам. И вот приехала за тобой. Макс, это твой ребенок, если не веришь, мы можем сделать тест на ДНК…
Она говорила что-то еще и по-прежнему смотрела в окно. Макс сжал кулаки в карманах куртки и смотрел перед собой. События развивались слишком быстро, он не успевал за ними и совершенно потерялся в этом потоке. Посмотрел на часы, прикинув, что пора выезжать, чтобы успеть вернуться в город и завтра везти пассажиров на электричку, и тут же плюнул на эту электричку, захваченный другой мыслью. Юлька родила от него, родила в Швейцарии, ребенку уже почти два года, и он хочет видеть отца. И что прикажете с этим делать, когда женщина заявляется вот так, без предупреждения, и в лоб говорит тебе, что ты, оказывается, отец? Убить ее, что молчала так долго, или взять в охапку, утащить отсюда куда подальше, чтобы никто не видел, и там с пристрастием допросить? Но вместо этого он буркнул недовольно, как могло показаться, а на самом деле растерянно:
— Алекс… что за имя? Как в дурацком боевике… Кто его так обозвал?
Юлька повернулась к нему, улыбнулась, поправила волосы и положила сумку на колени:
— По паспорту она Сашка, Александра. Алекс зовет ее нянька, она сама придумала ей такое имя. Сашка — гражданка Швейцарии, как и я, нам не хватает только тебя. Ты поедешь со мной?
— Я невыездной, — напомнил Макс, — у меня и паспорта-то нет, куда я поеду? Может, ты привезешь ее сюда, в Москву?
Юлька достала из сумки толстый конверт и подала его Максу. Он глянул на девушку, на конверт и осторожно, точно внутри было битое стекло, открыл его. Там лежали два паспорта: российский и заграничный, на чужое имя, но с фотографией Макса. Выглядел он на ней самым зверским образом: набыченный, злой, смотрит исподлобья, страх божий, а не рожа. Смотрел-смотрел и догадался: это Артемьева работа, заснял, когда с участковым приходил, на фото даже край футболки виден. Ловко он все обстряпал, за две недели, значит, управился. Но все равно чистая работа, и документы настоящие, не подкопаешься.