– Нет, снайпером тебя убирать не станут, – Петрович прикурил новую сигарету от окурка. – Тебя стоит взять, вывезти, выпотрошить на тему того, что же там на самом деле произошло в Бриджтауне, и только потом уже…
– Я люблю тебя, Петрович! Ты так умеешь успокоить, всегда найдешь доброе слово, чтобы утешить… На кладбище над моей могилой, наверное, такую речугу закатишь!
– Лучше уж сволочью называй, – тихо сказал Петрович.
– Хорошо. Как скажешь, сволочь. А сейчас ты чего со мной разговор затеял? Свою душу облегчить хочешь? Типа – предупредил беднягу, что если с ним что-то случится… а с ним что-то случится, я практически уверен… ты не сможешь ничего поделать… Я тебя правильно понял?
– Ну… если что-то случится, то я, естественно, обращусь к начальству, потребую…
– В задницу ты его поцелуешь, наше начальство. Облобызаешь несколько плоских от многолетней службе нашей великой родине задниц. И получишь в ответ… А ни хрена ты не получишь в ответ. В крайнем случае – напоминание о том, что приказы нужно выполнять… Не так? Кстати, если меня грохнут – это сыграет только на пользу делу… Значит, архив и вправду существует, раз за него начали убивать. Я-то ведь теперь связан с ним накрепко… Это какой такой Лукаш? А тот, что архив приволок, а его взяли да и…
– Послушай, Лукаш… Ты никогда не задумывался над тем, почему в Америке так спокойно?
– Спокойно?!
– Да, спокойно. Да, Штаты медленно разваливаются. Да, Штаты сами себя сжирают… Но почему никто не вмешивается в это дело? Почему десятки, сотни антиамериканских организаций не бросились на умирающего, не рвут его в клочья? Где все эти террористы, непримиримые и прочие всякие бригады? Тишина… Почему?
– Не поверишь, – усмехнулся Лукаш. – Думал. И почти теми же самыми словами. Но ничего не придумал. А у тебя, как я понял, есть варианты?
– Представь себе. Знаешь, как определить, что в лесу крупный хищник вышел на охоту? Нет? Все затихает. Все прячутся – жертвы и хищники поменьше. Прячутся и ждут, когда большой зверь возьмет свое и удалится, чтобы переварить добычу. И потом уж начинается веселье… Ну, и пиршество на трупе, если зверь завалил очень уж крупную добычу и не съел всего. Вот тогда все бросаются к еще теплому трупу, но тоже не просто так, а по ранжиру… по размеру клыков. По очереди, по очереди, пока дело не дойдет до червяков, а потом и бактерий всяких…
– Полагаешь, огромный страшный зверь где-то рядом?! – вскричал Лукаш. – Где-то здесь? Где же он, мерзкий и противный, я сражусь с ним!
– А можно демонстрировать свой идиотизм чуть тише? – Петрович отбросил очередной окурок в сторону. – А то люди все приезжают и приезжают, будто никому и дела нет до происходящего…
Из остановившейся перед входом в «Мазафаку» машины вышел невысокий округлый мужчина лет пятидесяти в светло-сером костюме. Лукаш мельком глянул на него, отвернулся, потом понял, что в мужчине что-то не так, что-то неправильно в его внешнем виде.
Точно – на груди, прямо поверх костюма, висело ожерелье… или как там эта штука называется у профессионалов – украшение из здоровенных клыков. Наверное, медвежьих.
Из темноты к мужчине метнулась фигура, Лукаш напрягся, но оказалось, что ничего страшного не происходит. Оказалось, что человек, возникший из сумрака – вполне знакомый человек. Джонни.
И если это был Джонни, то счастливый обладатель ожерелья (в голове у Лукаша все время крутилось совершенно неуместное – «вампум») – это один из руководителей того самого Союза ирокезов, членом которого так хотел стать Джон Стокер.
– На два слова! – выкрикнул Джонни. – Всего – на два слова…
– Ты все уже слышал, – сказал ирокез. – У тебя еще есть уйма времени… Я подожду вас в этом клубе. Привезешь – получишь, что хочешь. И не беспокойся, плохо ей не будет…
Джонни попытался схватить индейского чиновника за рукав, но тут, откуда ни возьмись, возле них образовалась группа афроамериканцев. Индейца они, понятное дело, не тронули, он же не пиндос, а индеец, а вот Джонни… Пиндос, ясное дело. Пиндос, пристающий к порядочному человеку, да еще и постоянному клиенту почтенного заведения под названием «Мазафака».
Индеец быстро вошел в клуб, а Джонни…
В общем, первый удар Джонни прозевал. Как писал один французский писатель, удар он парировал самым неудачным способом – своим собственным телом. Но упасть Джонни не дали. Двое негров подхватили его под белы руки, а еще двое принялись по очереди наносить удары по корпусу. «После вас – нет, после вас – ну что вы – ну, хорошо, тогда я начну, или давайте лучше вместе…»
Бух.
У негров не было задачи сразу вырубить пиндоса или с ходу его покалечить. Сначала его нужно было немного поучить, а уж потом, в зависимости от степени обучаемости бедняги, либо отправить его в нокаут, либо – в реанимацию… Либо и туда, и туда одновременно-последовательно.
– Не лезь, – тихо сказал Петрович. – Их четверо…
– А мне пофиг, – заявил Лукаш. – Я пьяный.
Предупреждать оппонентов он не стал. И проявлять особую щепетильность в выборе ударов – тоже. Он даже пожалел, что пистолет остался в отеле, в сейфе на ресепшене. Но и так получилось хорошо.
Тот негр, что стоял справа, ничего понять не успел, упал как подкошенный, мордой в асфальт. Второй схлопотал в район правой почки, но не упал, а только согнулся, схватившись за бок.
Лукаш ударил еще раз, теперь уже в область шеи. Пациент захрипел и упал.
– Отпустите человека, – сказал Лукаш, сообразил, что говорит по-русски, поэтому повторил еще раз, на английском. – Иначе я за себя…
Человека его противники отпустили – Джонни упал на колени, словно из него выпустили воздух. Джонни, в общем, неплохо перенес операцию, даже лицом не ударился – уперся руками в асфальт и помотал головой.
– А сейчас мне будет очень больно, – пробормотал Лукаш, увидев, что работники «Мазафаки» решительно переступили через своих лежащих коллег. – Может…
Он хотел сказать «Может, разойдемся миром», но не успел – пришлось уклоняться от удара справа и одновременно блокировать удар слева, ногой. И снова – справа, и опять слева… быстро, черт возьми, как быстро… Удар скользнул по скуле Лукаша, пришлось отпрыгивать, чтобы выиграть время, но удары не прекратились. Блок, уход, блок… мать твою, плечо… блок, наклон… встречный удар – что-то хрустнуло в кисти… больно, но работать можно… блок… по ребрам – успел провернуться, пропуская удар мимо себя… да ну получи… мать… в ухо… в голове зазвенело… Это тебе не в спортзале рукоблудничать, тут тебя хотят покалечить… н-на, не расслабляйся, правнук далекой Африки…
Где-то в глубине души Лукаш в начале драки надеялся, что Петрович все-таки подпишется к разборке. Лукаш видел однажды, как его шеф работал против трех уличных бандитов… Надежда, похоже, не оправдывалась… И дыхание заканчивалось… Не то, чтобы совсем закончилось, но в горле начинало хрипеть, а в груди разгорался сухой шелестящий огонь…