Он сделал глубокий вдох, еще один, еще и заставил себя ответить спокойно:

– Проще всего на свете, мадам. Всего лишь напишите записку, о которой я прошу, и можно продолжать.

– Не буду. Роланд Пенхэллоу не имеет к этому никакого отношения. – Ладони вспотели. Лилибет сжала складки платья.

Губы Сомертона тронула усмешка.

– Моя дорогая, дорогая жена. Неужели вы думаете, что я привез вас сюда, привез сюда вашего сына только для того, чтобы по-дружески обсудить условия развода?

– Представления не имею, зачем вы меня сюда привезли.

– Или вы думаете, что я надеюсь заманить вас обратно? Снова назвать своей женой? Или увезти Филиппа домой и самому воспитать его?

Лилибет ничего не сказала, лишь ответила на его взгляд, со страхом дожидаясь следующих слов.

Он взял ее за подбородок большим и указательным пальцами и наклонился так низко, что дохнул парами бренди прямо ей в нос.

– Слишком поздно для этого, моя дорогая. Я не желаю больше видеть в своей постели тебя, шлюху другого мужчины. И не желаю, чтобы твой сопляк цеплялся мне за ноги.

Лилибет оттолкнула его руку.

– Так чего же ты хочешь, чертов невыносимый ублюдок?

– Что за выражения, Элизабет!

Он, хмыкнув, подошел к секретеру, взял ручку и бумагу и протянул ей. Его лицо сияло торжеством.

– Я хочу Пенхэллоу, моя дорогая. Хочу твоего любовника. И если ты желаешь снова увидеть юного Филиппа – точнее, если ты хочешь, чтобы он вышел из этого дома живым, – то согласишься послужить наживкой.

Глава 22

Разумеется, Лилибет капитулировала.

А что еще она могла сделать? С точки зрения логики она понимала, что Сомертон не убьет собственного сына. Даже он не настолько безумен. Да, он выразил сомнения по поводу своего отцовства, но только для того, чтобы лишний раз ее оскорбить. Никто, взглянув в черные глаза Филиппа, не подумал бы, что он зачат кем-то другим, а не графом Сомертоном.

Еще она понимала, тоже с точки зрения логики, что у Беллуотера и Кноббса лежит аккуратное, снабженное комментариями досье, а значит, она вовсе не бессильна. Но ужас в сердце отказывался руководствоваться логикой. В эту минуту и она, и ее сын находились во власти Сомертона, физической власти, а Роланд, напомнила она себе, как минимум в дне езды отсюда – если, конечно, предположить, что он все еще в замке Святой Агаты, а не кинулся на их поиски. Сомертону придется отыскать его там, где он сейчас находится, а затем Роланду нужно будет добраться сюда. Полно времени, чтобы заставить графа передумать. Долгие часы для того, чтобы спланировать и осуществить побег.

– Я хочу увидеть Филиппа, – сказала Лилибет, протянув Сомертону записку, и посмотрела прямо в лицо. Пусть знает, что ее не запугать.

– Ну конечно. – Он сложил записку пополам, сунул в карман и подошел к двери. – Мадам. – Сомертон широко открыл дверь и отступил в сторону.

Он повел ее наверх, по двадцати двум широким мраморным ступенькам (она сосчитала каждую, стараясь сохранить самообладание), подошел к двери и дважды постучал.

Лилибет не стала дожидаться. Она проскочила мимо него, распахнула дверь, бросилась вперед и подхватила Филиппа на руки. Его теплое тело, пахнувшее хлебом, джемом и чистым бельем, прижалось к ней.

– Милый, – пробормотала она ему в волосы. – Милый мой.

– Мама! Мама! Вот ты где! Смотри, это же мисс Люси! Она вернулась!

Лилибет подняла взгляд на Люси, с почтительным видом стоявшую у окна. Солнечный свет четко очерчивал ее круглый живот.

– Мадам, – сказала Люси, неуклюже присев в реверансе.

Филипп прошептал на ухо Лилибет:

– У нее тоже будет ребенок!

Кровь отхлынула от ее рук и ног. Лилибет быстро взглянула на Сомертона, но тот, кажется, ничего не услышал. Постукивая пальцами по карману пиджака, он блуждал взглядом по комнате, а затем посмотрел на нее.

Лилибет ощущала его взгляд на своем лице, на фигуре. На ней все еще был дорожный костюм с жакетом, застегнутым на все пуговицы. Филипп крепко прижимался к ней. Видно ли Сомертону, как увеличилась ее талия? Заметил ли он пышность груди, общий цветущий вид? Ей самой изменения казались очень заметными.

Лилибет нарушила молчание, кивнув в сторону Люси:

– Она, должно быть, устала. Я побуду с ним сама.

– Очень хорошо. – Сомертон коротко кивнул няне. – Подожди внизу, в кухне. Я пошлю за тобой, когда понадобишься.

– Спасибо, сэр. – Она еще раз неуклюже присела и вышла из комнаты так быстро, как только смогла. Сомертон повернулся к Лилибет.

– Полагаю, вы проголодались. Вам пришлют сюда поднос с едой.

– Где ты была, мама? – спросил Филипп. – Где дядя Роланд? Он тоже приехал? Он знаком с отцом?

– Дядя Роланд, – процедил Сомертон, схлестнувшись с ней взглядом. – Дорогой старина дядя Роланд. Думаю, он скоро будет тут. В связи с этим я должен попросить у вас разрешения откланяться. Маркем ждет внизу.

Он снова удовлетворенно похлопал себя по карману. Твид от движения его могучей руки натянулся. Сомертон самоуверенно расправил плечи. Каждая клеточка Лилибет словно рухнула вниз при виде этого мощного тела и хитрого взгляда. Как она могла подумать, что сумеет переиграть его? Как могла предать Роланда?

«Мужество, – подумала Лилибет. – Вера и мужество. Он всего лишь человек, не более того».

– Можете не торопиться, – холодно произнесла она. Филипп словно становился все тяжелее с каждой минутой. Она дала ему соскользнуть на пол и крепко взяла за руку.

Сомертон подошел к двери и любезно-формально склонил голову.

– Разумеется, я сразу извещу вас, когда появятся новости.

Он вышел, решительно захлопнул дверь, в замке щелкнул ключ.

Будь он проклят.

– Кажется, отец очень сердится, – негромко сказал Филипп.

Лилибет повернулась к нему, опустилась на колени.

– Он тебя обижал, милый? – спросила она, стараясь, чтобы вопрос прозвучал как можно мягче и невыразительнее.

Мальчик помотал головой:

– Нет. Но я всегда вижу, когда он сердится.

– Да, наверное, немножко сердится. – Лилибет с облегчением выдохнула. – Но ты об этом не думай. Твой отец просто… ну…

– Он меня ненавидит, правда? – Филипп произнес это пугающе буднично.

– Нет! Конечно же, нет, милый! Он тебя очень любит.

– Не любит. – Филипп обнял ее за шею. – И в карете он мне ни слова не сказал. Думаю, он вообще не любит детей.

– Он просто не знает, о чем с ними разговаривать, вот и все. Но тебя он любит. – Лилибет крепко прижала к себе сына, положив подбородок ему на макушку.