– Вот он будет потрясен, если родится девочка. Я пытался объяснить…
– Ну, по крайней мере ты его не разочаруешь.
Лилибет взяла его за руку. От любви между Роландом и Филиппом у нее сжималось сердце, а нежность к ним проникала во все уголки души.
Через три недели после того, как Сомертон вернулся в Англию (и на следующий день после получения от него телеграммы о принятии окончательного постановления о разводе), они с Роландом устроили пикник и рассказали Филиппу, что все они, включая будущего ребенка, теперь станут одной семьей и что даже его отец считает это хорошей идеей. А видеться с ним Филипп будет на каникулах, возвращаясь домой из школы.
Лилибет не знала, как сын на это отреагирует. Конечно, Роланда он любил, ему нравилось проводить с ним время, он хотел держать его за руку во время прогулок и смотрел на него как на какое-то божество. Но как мальчик отнесется к тому, что мать с Роландом поженятся? Как отнесется к тому, что отца – пусть неприятного, нелюбящего, но все же отца – вытеснят из его жизни? Она затаила дыхание, когда Филипп, от изумления раскрыв рот, широко распахнутыми глазами уставился на них с Роландом, не в силах произнести ни слова.
А затем:
– Дядя Роланд станет моим отцом? И отцом маленького?
Роланд опустился рядом с ним на колени на жесткую летнюю траву.
– Твой отец всегда будет твоим отцом, Филипп, старина. Но мне бы очень хотелось жить с тобой и твоей мамой, помогать ей с малышом и делать все то, что обычно делают папы. Разумеется, если ты с этим согласен.
– О. – Филипп неуверенно смотрел на него, наморщив лоб. Очевидно, пытался переварить какую-то сложную мысль. – Но… если отец так и будет моим отцом, а вы женитесь на маме…
– Да?
– Ну как мне тогда вас называть?
Роланд взглянул на Лилибет. Лилибет посмотрела на Филиппа. Филипп в глубоком замешательстве переводил взгляд с матери на Роланда и обратно.
– Можешь называть меня так, как тебе хочется, – нашелся наконец Роланд.
– Хмм. – Пауза. – А маленький будет называть вас папой?
Роланд внезапно охрип.
– Думаю, да.
– Тогда я тоже буду называть вас папой, – заявил Филипп твердо и обнял Роланда за шею.
Тем вечером, когда Лилибет укладывала его спать, он тоненьким голосочком сказал:
– Мама, я боюсь засыпать. Боюсь, что все это только сон, а я проснусь, и окажется, что все неправда.
Она поцеловала его и заверила, что все это самая настоящая правда, до последнего словечка, и неделей позже он держал Лилибет за руку в маленькой часовне, пока она произносила слова брачного обета, а у них за спиной на церковной скамье сидели Биддл и герцог Олимпия. А потом Роланд подсадил его в карету, и они вместе вернулись в Палаццо Ангелов, где в конюшне Филиппа ждал новенький пони.
И это более или менее примирило его с жизнью.
А сейчас, глядя, как он рысью скачет впереди в чистом теплом воздухе Тосканы, Лилибет увидела, как из-за деревьев появляются знакомые башенки замка, и чуть не запела от радости.
– Что? – тут же спросил Роланд.
– Просто я думала, какой была несчастной и напуганной, когда ехала рядом с тобой по этой же дороге в марте. Каким этот замок был пустым и зловещим, каким таинственным. И Морини появилась в коридоре как привидение и перепугала нас до смерти. – Она засмеялась.
– А, да. Мифическая Морини. Все только и рассказывают про эту экономку, а я ее так и не видел. Только бедняжку Франческу.
– Та ужасная первая ночь! Холодная, дождливая, одинокая. А сейчас все будет наполнено любовью и смехом. Они так обрадуются, когда снова нас увидят. Думаю, мистер Бёрк и Александра уже обручились, а… как по-твоему, твой брат?..
Роланд захохотал.
– Что, с Абигайль? Надеюсь, что нет. Она слишком хороша для него.
– Наверное, виноград уже спеет. К концу месяца его начнут собирать. И яблоки, и персики. О, Роланд, как мне тут нравится! Давай сегодня ночью пойдем купаться на озеро. Давай никогда отсюда не уедем? Вдруг мы сумеем отыскать владельца – как там его зовут? – а, Россети, и попробуем продлить аренду. Как ты думаешь, у нас получится?
Роланд поерзал в седле и потер рукой в перчатке верхнюю губу.
– Ну, – сказал он, – думаю, это можно устроить без особых сложностей.
Что-то в его тоне привлекло ее внимание. Она склонила голову набок и внимательно посмотрела на Роланда, отметив его уклончивый взгляд.
– Что ты имеешь в виду?
– Разве я тебе не говорил? Мне кажется, наверняка что-то сказал. Наверное, все дело в нашей занятости все это время. Может быть, я говорил Биддлу и решил, что…
– Роланд! – Лилибет вложила в эти два слога столько осуждения, сколько смогла.
– Гм. Да. Вообще это забавная история. И довольно странная. Можно сказать, в некотором роде совпадение. За день до нашего отъезда – ты же помнишь, это случилось в день летнего солнцестояния? Чудесная вечеринка с масками, и все такое, и, конечно… в общем, потом все тоже было чудесно, собственно, самая чудесная ночь в моей жизни, за исключением разве что нашей первой брачной ночи, которая навсегда останется в моей памяти, как…
– Роланд!
– Да. Хорошо. Так вот, мы с Филиппом просматривали документы по имению, вроде как исследовательский проект, и оказалось, что… нет, правда, ужасно забавно, ты будешь очень смеяться… в жизни не догадаешься… в общем, кажется, что он и есть фактический владелец, согласно акту…
– Фактический владелец? Ты хочешь сказать, это не Россети?
Роланд уставился на свои руки, сжимающие поводья.
– Да, и это весьма забавно. Имени Россети в документах нет совсем. Замок построил некий маркиз Монтеверди. Но некоторое время назад он полностью перешел к другому человеку.
– К кому, Роланд?
– О, посмотри! Это там не Джакомо? Ха-ха. Не похоже, чтобы он сильно обрадовался пони!
– Я никого не вижу. К кому, Роланд?
– Как, ты не видишь Джакомо? Он прямо там, милая! Держится за уздечку, бранит Филиппа…
– Хватит шуток, Роланд! Кто владелец замка?
Он откашлялся и остановил коня. Смех в голосе больше не звучал.
– В 1591 году право собственности перешло к графу Коппербриджу.
– Ты уверен? К англичанину? Графу Коппербриджу? – Лилибет тоже остановила лошадь и свела брови, пытаясь вспомнить, где она слышала это имя. – Но… разве это не титул учтивости?..
– Это был титул моего дяди до самой его смерти. Это семейный титул наследников всех герцогов Олимпия.
Лилибет понимала, что уставилась на него как идиотка, но никак не могла согнать с лица потрясенное выражение.