— Ее…с…с…
— Держи. Здесь все, что нашла в архиве. Покопаюсь в Интернете. Нарою еще — вечером принесу.
— Годится! Не задерживайся.
— Горелова защищал твой отец?
— Сколько раз тебе говорить?! Нет у меня отца! Вспомнил о сыне, когда у отрока на висках седина появилась. Меня воспитывала мать, улица и университет.
3.
Трудно себе представить, что однокомнатная квартира может содержать такое количество хлама. Полный кавардак. На полу разбросаны вырезки из газет, на столе — бутылки из-под шампанского и коньяка, грязные фужеры, фрукты и невыключенный компьютер. Шторы на окнах плотно закрыты, включен торшер. Олег спал под простыней, Ира красовалась обнаженной, уткнувшись носом в подушку. Запах стоял невыносимый, если учесть две полные пепельницы, забитые окурками, и три пустые смятые пачки от сигарет «Парламент».
Возле будильника на тумбочке затрещал городской телефон. Олег вздрогнул и открыл глаза. Стрелки будильника показывали два часа. Олег накрыл голову подушкой — бесполезно, звонок не унимался. Пришлось взять трубку.
— Какого черта?!
— Олег, это твой отец.
— У меня нет отца. Что ты от меня хочешь в два часа ночи?
— Сейчас два часа дня. Я звоню из следственного изолятора. Горелову дали одно свидание, он хочет видеть тебя. Ты имеешь право взять с собой диктофон и сделать один снимок. Жду тебя у тюремных ворот. Поторопись.
— Я в отпуске, черт побери!
В трубке раздались короткие гудки.
Олег нащупал на полу пачку сигарет, закурил и скинул ноги с кровати. Подумав, встал, подошел к окну, распахнул шторы. В глаза ударил яркий солнечный свет, подул свежий воздух с улицы. Он глянул на спящую Ирину. Тут было на что посмотреть. Ее точеные формы уговаривали лечь обратно в постель, однако початая бутылка коньяка влекла его к себе еще больше. Он сделал пару глотков из горлышка и достал из шкафа дорогой костюм.
4.
Тюремные казематы не подняли ему настроение. Лязгающие засовы, железные лестницы, стальные двери. Майор шел впереди, за ним Громов, и замыкал шествие адвокат, которого Олег не желал признавать своим отцом: высокий, сухопарый, седовласый и очень приятный на вид мужчина, разменявший в недавнем прошлом седьмой десяток.
У одной из камер майор остановился.
— Диктофоном можете пользоваться. Фотоаппарат я у вас заберу, как только вы сделаете один снимок. Свидание десять минут.
— Почему так мало?
— Вы не родственник, вы исключение из правил, на которое пошли по желанию обвиняемого, учитывая строгий приговор.
Ключ повернулся, и дверь с душераздирающим скрипом отворилась.
В узкой серой одиночке сидел сгорбленный мужчина лет тридцати пяти. Скуластое лицо, перебитый нос, золотые коронки. Другими словами — его вид соответствовал представлению обывателей о боксерах. Рядом с топчаном — табуретка и прикрученный к полу стол. На столе — газета «Вестник» со статьей Олега на первой волосе. Он понял это по названию. «Убийцей назначен Борис Горелов». Все трое вошли в камеру. Горелов поднял руку:
— Стоп! Адвокат мне больше не нужен. Громов, отдайте фотоаппарат надзирателю. Я хочу, чтобы нас с вами сфотографировали вместе, будет обо мне память. Покажите ему, на какую кнопку нажать, и пусть оба убираются.
Олег настроил аппарат и передал майору. Тот выполнил желание приговоренного и напомнил:
— У вас десять минут.
После съемки майор и адвокат вышли. Дверь с лязгом захлопнулась. Олег достал диктофон.
— Уберите, — сказал Горелов. — Они выкрадут у вас пленку. То, что я скажу, предназначено только для ваших ушей. В этом смысл встречи.
Громов убрал диктофон в карман и сел на табурет.
— Время пошло, Борис. Я вас слушаю.
— Мне крышка, я обязан с этим смириться. Моя тетка стара и беспомощна. Вся надежда на вас. Таков мой выбор. Смерть моих друзей Карла Щеголева и Вадима Смолянского — дело рук Маргариты Палмер, в девичестве Рогозиной. Мы называли ее Марго.
— Если она убийца, то почему здесь сидите вы?
— Не перебивайте. Марго подставила меня, чтобы завладеть добычей. Я вел себя глупо, как щенок. Вам будет проще — пример ротозея у вас перед глазами. Смотрите в оба, Олег!
— Что вы от меня хотите?
— Восстановления справедливости. Моя тетка все объяснит. Убийство произошло в ее доме, когда она лежала в больнице. Зовут ее Зинаидой Евграфовной. Свои называют ее тетушкой Зи, ей нравится. Поместите снимок в газете, она вас узнает по фотографии.
— Я никак не возьму в толк…
— Помолчите. Если Марго Палмер получит тот же приговор, что и я, вы станете миллионером. Пять миллионов евро за чистую работу. Марго так и не сумела дотянуться до денег.
— Красивая сказка, черт подери! «Глобал-Стоик»?
— Вы все уже увязали в своей голове. Не сомневался в вашей хватке. Тетка объяснит остальное. «Деньги — это все! Без них жизнь теряет смысл!» — любимые слова Маргариты.
Щелкнул засов, дверь, снова лязгнув, распахнулась.
— Удачи, репортер. Только не теряйте голову! Громов вышел из камеры.
Он очень долго сидел в машине и курил, уставившись перед собой.
Передняя дверца открылась, и рядом сел отец.
— Не ввязывайся в эту историю, Олег. С твоей, романтической натурой можно вляпаться в серьезные неприятности.
— Я хочу взглянуть на дело Горелова.
— С радостью дам тебе все, что у меня есть, может, это тебя остановит.
Отец вышел из машины.
5.
Бар «Престиж» находился неподалеку от редакции, там любили собираться журналисты. Уютно, и цены сносные. Появление Громова коллеги встретили аплодисментами. Олег знал себе цену. Он театрально-снисходительно поклонился со ступеней лестницы, ведущей в зал. Пожав руки друзьям, протолкнулся к стойке, где увидел того, кого искал. Лева Заикин работал в отделе уголовной хроники и имел свою колонку. Немного скучноватую для такого раздела, но что поделать, талант и острота мышления на рынке не продаются. Хлопнув приятеля по плечу, Громов произнес с пафосом:
— Лев Заикин — непризнанный гений пера и шпаги, ты-то мне и нужен.
— Ба, какие люди! Запросто будешь разговаривать с обычным смертным? О твоей статье уже легенды складывают.
— Калиф на час. Завтра забудут. Я угощаю.
— Водочки выпью. Широко живешь, Олежек, с такими замашками квартиру в Париже не купишь. Костюмчик от Кардена?
— По одежке встречают, Лева. Я на посольских приемах «Дом Переньон» пью, а вы у ворот толчетесь, как свора дворняжек. Вопрос на засыпку: кто снял кассу в немецкой фирме?