— А, пришел! Я хорошего покупателя завсегда узнаю. Ежели сказал, что придет, то без обману… Что подать, что показать? Заходите, глядите, вот он товар.
Воровку он, похоже, признал, но тут у Мажуги уверенности не было — старик своего знакомства никак не проявил. Посторонился, пропуская в лавку.
— Тетка, что грибами через улицу торгует, нынче не появлялась? И свора ее, мальцы, что рядом крутились?
Старик перестал улыбаться. Бросив быстрый взгляд на девчонку, он, старательно изображая равнодушие, ответил:
— Вроде не видал ее нынче. Так что, подать чегось прикажешь? Какого товару надобно?
Теперь он смотрел, как Мажуга тискает в кулаке воротник девчонки, и мысленно связывал их приход с призренцами, которые топтались поблизости от его лавки.
— Значит, так… — Мажуга оглядел полки. Вообще-то он уже вчера наметил, что ему нужно на ферму, но сегодня решил купить еще кое-что. — Вон те лопаты, все. Сколько их там, семь штук? Все возьму, вижу, добрый товар. Вот это и вон то покажи. Топоры… Топоры сейчас гляну поближе. Пилы мне еще нужны, гвоздей тысячи две… Ну и прочий инструмент тоже осмотрю, видимо возьму. Ты парковщика Агира знаешь? Я так и думал. Сможешь мой товар к нему снести? Я пару монет накину за доставку. Скажешь, Ржавого барахло, он мой сендер покажет, куда сгрузить.
Торговец снова просветлел лицом — клиент, похоже, выгодный!
— Доставим в лучшем виде! Ни гроша не возьму за доставку, если купишь все, что сказал. Хорошему покупателю — хорошую цену, у нас только так!
— Лады. А пока что дай-ка мне вот эту цепочку. И замки… нет, не те, поменьше. Покажи, какие полегче и понадежней. Это сразу возьму.
Мажуга проверил цепь, пропустив между пальцами несколько десятков звеньев, и остался доволен осмотром. Присел, захлестнул цепь вокруг лодыжки воровки, защелкнул замок, потом проделал то же самое с другой ногой.
— Зачем, дядька? — упавшим голосом спросила девчонка. Она попробовала пройтись — шаг получался коротким, между замками осталось пол-локтя цепи.
— Чтобы мне руки освободить, дура. Твой грязный ворот тискать — это не очень большое счастье.
— Что ж ты меня все дурой-то бранишь? У меня имя есть.
— Имя? — Мажуга поднялся, пропустил свободный конец цепи через кольцо, вмурованное в стену, и завязал узел. Потом обернулся, поймал укоризненный взгляд старика и почувствовал себя совсем паршиво. — Что ж за имя у тебя, красавица?
— Йоля…
— Дура ты, Йоля.
Девчонка всхлипнула и быстро утерла слезу. Седоусый тяжело вздохнул, всем своим видом демонстрируя, как ему не в радость глядеть на мучения несчастной Йоли.
— Не смотри так, папаша, — попросил Игнаш. — Не надо. Лучше объясни этой кочерге: попала она в такой переплет, что неведомо, доживет ли до вечера. Призренцы на нее глаз положили, а пушкари не хотят, чтобы призренцы ее спрашивали о том, где она ночь провела да почему. Так что если от меня сбежит…
Йоля украдкой сунулась к узлу на цепи, Мажуга коротко треснул ее по пальцам и продолжил:
— Если от меня сбежит, пушкари ее отыщут и втихую где-нибудь зароют. При мне быть — ей последняя надежда. А ты, кочерга закопченная, не трожь цепь, в ней сейчас твое спасение. Поняла, что ли?.. — Хотел добавить «дура», но увидел, что Йоля сейчас опять заревет, и передумал. Этой замарашке нынче и впрямь уже достаточно бед перепало. — Ну вот. — Он потер ладони. Теперь, когда отпала необходимость держать глупую девчонку, обе руки были свободны. — Поглядим, стало быть, твой товар. Топоры показывай, гвозди…
Сговорившись с седоусым торговцем, Мажуга отвязал цепь от кольца и замкнул на своем ремне. Когда они с Йолей вышли из лавки, четверка, явившаяся с ними от управы, развернулась навстречу. Мажуга понял, что глядят не на него, а на новенькую блестящую цепочку, и, чтобы отвлечь внимание от воровки, бодро объявил:
— Кое-что разузнал!
Капюшоны качнулись в его сторону, глаза в круглых прорезях холодно поблескивали.
— Вон прилавок, там тетка обычно грибы продавала. Нынче утром не явилась. Мыслю так: она случайным свидетелем покражи оказалась, и вор ее того, прикончил.
Цепь брякнула, и, пока девчонка не сболтнула чего лишнего, Мажуга сказал:
— Йоля, ты же знаешь, где эта тетка живет? Веди нас к ней.
— Зачем цепь? — вдруг спросил призренец.
— А дура она, вот и приходится с ней так, чтобы не потерялась в большом городе, — спокойно пояснил Мажуга. — Йоля, деточка, не стой, веди нас.
Перед призренцами все расступались — и на торговой улице, и после, когда Йоля привела их в нищий квартал двумя уровнями ниже. Здесь и света было поменьше, и воздух спертый — в таких местах вентиляция едва работала. В грязи копошились оборванцы, к тусклым лампам поднимался вонючий дым дурман-травы. Стоило появиться стражам порядка в островерхих капюшонах, улица пустела, даже обкурившиеся нищие в лохмотьях — и те старались уползти в тень и забиться в щели, укрыться. Призренцы на ходу приглядывались и принюхивались, капюшоны так и ходили вправо-влево.
Йоля провела мужчин по темным переулкам и наконец указала дыру в стене, перекрытую хлипкой конструкцией из гнилых досок, которую дверью назвать-то было стыдно:
— Здеся вот.
Мажуга отступил в сторону — дескать, делайте чего хотите. Старший призренец толкнул дверь, осторожно заглянул. Обернулся и кивком позвал своих. Мажуга сунулся следом, встал на пороге. Курчан топтался у него за спиной. Внутри было темно, призренцы достали фонарики — в узеньких лучах света показалось нутро убогой дыры, которая служила жильем своре малолетних воришек. Посреди комнаты лежало грузное тело. Торговка грибами. Застрелена в упор. Поодаль еще два мертвых, помельче, — сотоварищи Йоли, конечно.
— Проверьте пули, — посоветовал Мажуга, — я думаю, они из того пистолета, что был у пушкаря убиенного, ну, того, что утром мы ловили.
— Проверим, — глухо ответили из темноты.
— Ну так мы пойдем, что ли? Теперь вам тут разбираться, а если какие вопросы — цех пушкарей ответит. Самоха из управления цехового. Так, что ли?
Призренцы не отзывались, они шарили по углам, переворачивали корзины со слизневиками, искали улики.
— Идем, Курчан, — позвал Игнаш, — нам здесь делать нечего.
— Дядька, снял бы цепь хоть с одной ноги, — попросила Йоля, — шагать тяжело.
— Сниму. После. А сейчас выведи нас отсюда, я этих мест не узнаю, изменился город. А ты, Курчан, шагай следом да карманы береги. Здесь народ вороватый проживает. — Когда пушкарь немного отстал, Мажуга склонился к девчонке и тихо сказал: — Дошло до тебя, что в Харькове тебе не жить? Твоей банды больше нет, сама видела. Держись меня и поживешь еще.
— Ладно, дядька, я уже совсем хорошая, ты меня только призренцам не отдавай.