А за нашими спинами, где-то в отдалении, уже и хлюпать начало в болотной-то жиже. Стало быть, охотники за нами чапают.
— Пришли, — хрипло выдыхает Гетьманов.
Достает свою сигнальную свиристелку и начинает сигнал подавать. Как только отзвучал его сигнал, из-за растительности болотной слышатся ответные трели. Идем на звук.
Посреди всей этой бесконечной тины стоит старая посудина на вечном приколе. У нее там надстройка, как у порядочной, а ближе к носу — кран. То ли строительный, то ли грузовой. И там еще наворочены какие-то железные сходни, понтоны, чуть ли не причал в полный рост, хотя ни одной лодки не видно.
Ржавые трубы, будка, наскоряк сваренная из стальных листов… Рядом с краном, да еще на ржавой лесенке при надстройке стоят пять мужиков с автоматами, а рядом еще двое, как бы главных — по всему видно — и у этих главных пистолеты. Из автоматчиков трое, судя по нашивкам, «долговцы», а остальные двое — какого-то лощеного не нашего вида с крутыми рюкзаками, экзоброней и бельгийскими автоматами FN F2000, которые каждый дурак узнает по охрененно дорогой компьютерной оптике.
— Кто такие?! — орет один из «долговцев».
— Буи большие! — глумливо отвечает ему Малышев. — Барсук, ты чё, урод, не признал?
— Ё… Ты, что ли? На чертей стали похожи…
Ну да. Еще бы! У Гетьманова рожа в крови, а остальные просто в болотной грязи по уши.
Павел Готлибович первым вылезает на железные сходни. Дышит он тяжело, разве собственные лёгкие не выхаркивает. Его встречает какой-то восторженный идиот с косичкой, в косухе, а лет тридцать. Рокер, мать его, переросток. В самый раз оделся — для Зоны-то!
— Павел Готлибович! Нашли! Мы нашли приз! Только что! Две минуты назад! Вот! Вот! Второй транш сувенирного гранта — наш! А у вас что? Какая-то стрельба?
Гетьманов устало садится прямо на трубу.
— Юрий Петрович. Нападение Репы. Капитан Осипенко мертв. Доцент Жилко мертва. Ефрейтор Енов тоже…
— А? Что? Жанна? Жанночка? Этого просто не может быть…
— К сожалению, может… Нам следует сейчас сохранять спокойствие и…
— Жанна! Господи! Как вы могли! Почему допустили?! Она ведь у нас… единственная…
— Доцент Заяц! — пробует на нем свой недокомандирский голос Павел Готлибович.
Куда там! Доцент Заяц пинает ногами крупные железяки, бьется балдой о стену надстройки, долбит кулаками по всему, что найдет вокруг себя твердого… Пистолет бросил.
— Жанна! Жанночка! Жанна! Ну как же ты?!
Гетьманов смотрит на него растерянно. Он выглядит удрученно и даже пристыженно, типа косвенно признает свою вину…
Я поворачиваюсь к Малышеву:
— Сержант, время же! Надо как-то образумить мудака. Что у вас в таких случаях делают?
Сержант смотрит на меня хоть и мрачно, но с полным пониманием.
— Что и со всеми.
Он подходит к Зайцу, сгребает в кулак косуху у него на спине и три раза таранит доцентским рылом ржавую будку. Отпускает.
— Что? Да как вы… Что вы себе… — бормочет тот, растирая по лицу кровь.
Ну, хоть реветь перестал.
Затем Гетьманов молча дает Зайцу пощечину.
— Юрий Петрович! Прекратите истерику. Банда Репы в шаге от нас. Нам надо немедленно уходить отсюда. Точка встречи с вертолетом…
В эту секунду верхняя часть надстройки взрывается, как курятник, в который бросили гранату. Парня в форме клана «Долг» снесло с лесенки, которая вела на верхний этаж надстройки, и ударило о палубу. Другой «долговец» склонился над…
В будку ударил свинец, продырявил насквозь. Еще одна очередь пришлась по крану, выбила искорку, пули с визгом разлетелись в стороны.
— Калибр двенадцать и семь, — констатировал Малышев. — Уходить надо.
До чего же умный человек!
«Долговец», возившийся над телом товарища, распрямился и сказал:
— Труп. Конец Барсуку.
В то же мгновение пуля срезала и его. Он без звука рухнул мертвому Барсуку под ноги.
Снайпер бросился к сходням, занял позицию и принялся выцеливать бандюков.
— Профессор! — крикнул Заяц. — Встретим негодяев в десяток стволов! Нам надо отомстить за нее!
Гетьманов отвесил вторую пощечину.
— Обращаюсь ко всем! — Дальше последовала какая-то муть по-французски, я разобрал только имя «Франсуа». Наверное, что-то типа: «Вас, Франсуа, это тоже касается…» Ну а тот живо переводит своим стрелкам. — Немедленно за мной!
Тявкнула винтовка в руках снайпера.
— Еще один. Павел Готлибович, там семнадцать или восемнадцать бойцов. Дистанция порядка двухсот — двухсот пятидесяти метров…
— Уходим. Сейчас же!
Кран с ужасающим грохотом брызнул металлоломом во все стороны. Второй снаряд из гаусс-пушки разнес его вдребезги…
Зайца отшвырнуло к поручням, ударило, закрутило… перед смертью он издал длинный стон. Большой осколок распахал ему грудь и горло.
Гетьманов, Франсуа с двумя своими бойцами, оставшийся «долговец» и мы с Малышевым рванули к берегу. Реденький лес создавал нам хоть какую-то защиту.
Еще раз тявкнула винтовка снайпера.
— Лежи, уродец… Павел Готлибович, стойте! Туда нельзя, бандюки разделились, вас отсекут от леса!
Гетьманов встал как вкопанный.
— Так. На вертолет мы уже не попали. Стоит, не знает, куда нас вести.
Тяв!
— Готов, голубчик…
Сейчас же падает один из «лощеных» стрелков с дырой в виске. Его роскошный бельгийский автомат тонет в обычном русском болоте.
— Ложитесь. Мне надо подумать, — велит нам Гетьманов.
Мы подчиняемся. Франсуа что-то зло бросает ему на своей лягушачьей мове.
Со стороны бандюков раздаются автоматные очереди. «Долговец» поливает почти невидимого врага ответным огнем.
Тяв!
Больше у них нет снайпера.
Третий снаряд гаусс-пушки бьет в сходни. Р-р-рав!
Больше и у нас нет снайпера…
Очередь из крупнокалиберного пулемета поднимает в метре от меня веер земляных фонтанчиков.
— Слушайте меня! — поднимает голову от земли Гетьманов. — Уйти нам не дадут. Но на Затоне есть позиция, где мы сможем обороняться, пока не появится связь. А там, я надеюсь, и помошь придет. Давайте… за мной… обратно через все эти железяки… Вперед.
Сварная будка вздрагивает от прямого попадания и с диким скрежетом распадается — канониры гаусс-пушки, как видно, решили, что там может скрываться кто-то из нас.
— Бежим! — кричит Гетьманов.