Петр принялся за дело. Взяв со стола нож, он залез под стол, убрал коврик и начал поддевать паркетные доски. Тайник был найден, но он оказался левее центра — образовалась приличная горка из паркетных плашек. В шляпной коробке лежали деньги. На первый взгляд, тысяч пятьдесят или чуть больше. Никаким золотом здесь не могло и пахнуть. Даже если его деньги, переданные женой Ирине, заменить на золотые слитки, места под паркетом не хватило бы. Продолжать поиски не имело смысла, Ирина неглупая женщина, с большим опытом.
Ладно. Можно считать, что шутку брата Петр оценил. Пока ему и этого хватит, надо же с чего-то начинать.
Петр забрал коробку и направился к выходу. Едва он ^открыл дверь, как тут же непроизвольно попытался захлопнуть ее, но не успел. На лестничной площадке стоял подполковник Рубеко с тремя милиционерами.
— Вот и свиделись, Петр Фомич.
— Вы, как мотыльки, на свет слетаетесь?
— На выстрелы. Соседей беспокоите.
— Боже упаси. Я и оружие — вещи несовместимые.
— Сковородкой сподручней размахивать?
— И как вы везде поспеваете?
— Нет, это вы запаздываете. Разрешите войти?
— Милости просим. Хозяйка в отъезде.
— А что в коробочке? Женская шляпка?
— Мелочь на трамвай.
— Коробочку на пол, пять шагов назад.
Приказ был выполнен.
Оперативники разбрелись по квартире. Осмотр длился недолго. Пистолет в кармане плаща обнаружили сразу.
— Идите сюда! — раздался голос с кухни.
Ирина лежала на полу с простреленной грудью, рядом валялась подушка с прожженной дырой посредине. В открытое окно дул холодный сырой ветер.
— Пульс отсутствует, но теплая еще, — сказал лейтенант.
На допрос Кострулева вызвали на пятый день.
— Садись, Петр Фомич, кури.
— Спасибочко, Викентий Ефремыч. Сколько предложите?
— Лет десять, плюс кража. Можно оформить разбой или убийство с отягчающими либо без таковых.
— Без таковых. Семья Червонного удочерила мою дочь без моего на то согласия, лишила средств к существованию, выкинув мое имущество на свалку. Причины были.
— Ну ладно, Кострулев, посмотрим. Лично я на тебя зуб не держу, ты уже пройденный этап, меня твой братец интересует.
— А вы его допрашивали?
— Да. Он тогда в «Арагви», будучи пьяным, учинил скандал, обсчитали его. Весь вечер сидел там с друзьями. Семь человек свидетелей, не считая обслуги.
— Ну, выйти на часок нетрудно, а потом вернуться.
— Хочешь брата примешать? На тебя непохоже.
— Наводку на квартиру дал мне он. Где деньги лежат, тоже сказал он. Ирина стала ему в тягость, и он решил второй раз меня подставить.
— Неубедительно. По делу есть что сказать?
— Я заходил во двор, перед тем как войти в квартиру, — все окна были закрыты. Когда я позвонил в дверь, он выстрелил в Ирину через подушку, никакие соседи выстрела не могли услышать. А потом ушел через окно на кухне по водосточной трубе, окно осталось открытым. Позвонил вам и сказал о выстреле. Он знал, что я провожусь с паркетом не менее получаса, специально ориентир дал неточный. Ему пришлось пожертвовать шестьюдесятью тремя тысячами ради избавления от меня и жены разом.
— Если это и так, Кострулев, то доказать мы ничего не сможем. Ты — рецидивист, он — помощник министра. Следов под окнами не найдешь, дождь шел всю ночь. На пистолете наверняка твои отпечатки. Иван хранил его на даче в кобуре в письменном столе. Кобуру мы нашли со следами смазки. То, что соседи выстрела слышать не могли, согласен, но этого мало. Повод для мести у тебя имелся, сам его определил. А вот у твоего брата повода убивать свою жену нет.
— Она грозила ему разводом.
— Вряд ли. МИД документы на них готовит, Ивана посылают консулом во Францию.
— Да, перед такой поездкой с кем-то делиться не резон. Загляните в его чемоданы на таможне.
— Не положено. Дипломатический корпус не досматривается.
— Упустили вы его, подполковник. А я упустил дважды. Интересно, почему же они разъехались?
— Кто?
— Ирина с Иваном. Квартира ее.
— Квартиру сдали на сезон. Большая семья летом уезжает на дачу, кому сдали, сами толком не знают. Командировочному. Об этой квартире Иван никогда не слышал. Предположим, что ее могла снять жена с определенными целями.
— Значит, он ее туда заманил. Похоже, и она угодила в ловушку.
— В твою ловушку, Кострулев, другой картины у нас не получается.
Суд приговорил Петра Кострулева к пятнадцати годам лишения свободы в колонии строгого режима.
Самолет начал резко снижаться. Дверь кабины пилота открылась и в нее просунулась голова охранника.
— Мы уже садимся?
— Выйди за дверь, сержант! — рявкнул Муратов. Голова автоматчика исчезла.
— На борту люди? — спросил Рогожкин.
— Двое вертухаев. Они с парашютами, можешь о них забыть, Елизар.
— Так дело не пойдет, Вася, я буду сажать самолет на воду.
— Утопишь. Вода хлынет в люк.
— Сядем на бреющем, минуты три продержимся на плаву.
— Ладно, заходи на второй круг, я прикажу ребятам прыгать. Подойдя к двери кабины, он вынул пистолет, заткнул его за ремень на спине и вышел в салон.
— Что случилось, сержант? Инструкции не знаете? Оба охранника встали и вытянулись в струнку.
— Большая река, возле базы нет больших рек, мы решили, что самолет падает.
— Ваше дело приказы выполнять, а не решать.
Муратов выдернул пистолет. Раздался выстрел, пуля пробила солдату грудь, и тут самолет повело влево и вверх. Сержанта отбросило в сторону, второй выстрел бортинженер сделал в падении, пуля пробила обшивку фюзеляжа, оба оказались на полу. Охранник не собирался подыхать за здорово живешь. Они долго катались по полу, пытаясь дотянуться до глотки друг друга. В какой-то момент сержант оседлал капитана, но ударить не решился. А зря. Муратов окончательно озверел. Он собрал все силы и врезал парню в челюсть. Сержант покачнулся. Капитан выскользнул из-под него и обеими ногами ударил в грудь. С точностью бильярдного шара, влетающего в лузу, охранник вылетел в открытый люк. Муратов перевел дух, подошел к истекающему кровью солдату, взял его за ноги, подтащил к люку и спихнул.
Кое-как приведя себя в порядок, он вернулся в кабину пилота.
— Что там? — спросил Рогожкин.
— Порядок, ребята спрыгнули. И нам пора.
— Я тебе не верю, Василий, будем делать, как решил.