— У, дедуган замшелый, — проворчал Петров. — Еле ноги переставляет. Может, кони двинет?
В последней фразе прозвучала искренняя надежда.
Но старик выдержал, даже не упал ни разу до того момента, как из мрака выдвинулась темная громада нагорного универсама. Кирилл определил, что это именно он, по огромной надписи на крыше — все буквы уцелели и четко выделялись даже на фоне ночного неба.
— Давай их вниз, — скомандовал Василич, и пленников погнали к спуску на цокольный этаж.
Короткая лестница привела к железной двери, а за ней начались темные коридоры и отгороженные решетками закутки, причем организовано все это было совсем недавно. Виднелись следы того, что тут велись работы: устанавливали заграждения, ликвидировали витрины и полки.
— Поживешь тут несколько дней перед смертью, — прошептал Петров в ухо Кириллу и мерзко захихикал.
Бывший журналист ждал, что его посадят в «одиночку», но его впихнули в просторную «камеру» вместе с Тимохой, Антоном Семеновичем и Григорием. Лязгнул мощный гаражный замок, подошедший к самой решетке Василич удовлетворенно потер руки.
— Утром с вами разберутся, — сказал он, глядя на Кирилла. — Пока сидите тут. Сбежать даже не думайте, охрана начеку. Поняли?
Никто ему не ответил.
Едва командир майорских вояк отошел, Тимоха вытащил посланнику кляп, а Григорий стал развязывать веревку на руках.
— Вот уроды, — бормотал он. — Только я не понял, они нас что, надолго сюда засадили?
— Вас — не думаю, — сказал Кирилл, растирая затекшие запястья и морщась от колющей боли в кистях. — Дериеву нужны не узники, а работники, причем покорные работники, поэтому я…
Он хотел сказать, что «я отсюда не выйду», но осекся, вспомнив, что Сын зари не может позволить себе испытывать страх, а что такое неуверенность и пессимизм, ему вовсе не положено знать.
— Мне страшно. — Тимоха поглядел умоляюще, вид у него был жалкий.
— Не бойся, — Кирилл погладил пацана по голове. — Повторяй за мной: страх убивает разум, страх — это малая смерть, несущая забвение. Я смотрю в лицо моему страху и дам ему пройти сквозь меня. И когда он пройдет сквозь меня, я обернусь и посмотрю на тропу страха…
Губы мальчишки задвигались, он зашептал те же самые слова:
— Там, где прошел страх, не осталось ничего, там, где прошел страх, останусь только я.
— Это что такое? — спросил Антон Семенович.
— Называется «Литания против страха», — ответил Кирилл, вспоминая книгу, из которой это вычитал.
Он отлично представлял, как она выглядела: в темной «слепой» обложке, изданная еще в конце прошлого века, со штампом библиотеки детского дома внутри. Но ни имени автора, ни названия в памяти не задержалось.
— Литания против страха, — повторил Тимоха. — А ведь помогает.
Послышались шаги, по потолку побежали алые отсветы. Из-за угла появился охранник — невысокий, но очень плечистый, с факелом в руке и пистолетом в кобуре на поясе.
— Чэго вы тут? — спросил он с кавказским акцентом, помахивая резиновой дубинкой. — Тиха! Нэ шумэт!
— Как скажешь, начальник, — кивнул Кирилл, усаживаясь на пол спиной к стенке.
Ночь выдалась нерадостной, тело ныло от побоев, и нужно хоть сколько-нибудь поспать, чтобы достойно встретиться лицом к лицу с майором Дериевым. Кирилл услышал, как удаляющийся охранник мурлычет себе под нос, уловил, что Тимоха устраивается рядом… А затем провалился в темноту.
Пробуждение оказалось на редкость болезненным — синяки точно увеличились да еще и обзавелись отпрысками. Пошевелившись, Кирилл охнул и поспешно вытащил из-под себя руку, которую безжалостно отлежал.
Мальчишка спал, подложив под щеку ладонь, Григорий зевал и потягивался, протирая глаза, в углу похрапывал Антон Семенович. В «тюрьму», устроенную под бывшим универсамом, откуда-то проникал рассеянный свет — судя по нему, снаружи наступил день.
— Это, доброе утро, — сказал Григорий. — Что дальше? Поесть дадут? Или попить?
— Сначала начальству покажут, — ответил Кирилл. — Куда тут оправляться положено, прямо на пол?
Он ждал, что на разговор явится охранник, тот, что показывался ночью, или другой, но никто не пришел. То ли отважный боец-цивилизатор уснул на посту, то ли решил не мотаться лишний раз по пустякам.
Прошло около получаса, и из-за угла прилетел тяжелый грохот отпираемого замка.
— Что? — встрепенулся задремавший Григорий.
Кирилл говорить ничего не стал — для него все казалось очевидным.
Послышались голоса, шум шагов, и к их «камере» выбралась настоящая делегация. Перед решеткой, но по бокам, чтобы не загораживать узников, встали двое бойцов с автоматами, а между ними, чуть подальше, расположился майор, а с ним — Василич, еще один мужик средних лет в камуфляже, сидевшем на нем мешком, и дородный батюшка с седоватой бородой.
Продравший глаза Антон Семенович, увидев его, удивленно хмыкнул.
— Ну что, самозваный Сын зари, — сказал Дериев, не тратя время на приветствия. — Солнце взошло, и чем помог тебе рассвет?
Кирилл улыбнулся и встал — в такой момент очень важно показать, что разговор идет на равных, что он избит, лишен свободы, но не унижен, не склонил голову перед силой. У беседы есть свидетели, и пусть вояки делают каменные морды, уши у них торчат, и потом они будут трепаться, как вел себя «пророк».
— Солнце еще не зашло, — проговорил он. — Что, починили загоревшуюся крышу?
Майор дернулся, а Кирилл, не давая ему опомниться, сделал шаг вперед, и произнес:
— Уже и секира при корне дерев лежит: всякое дерево, не приносящее доброго плода, срубают и бросают в огонь.
— Браво, — сказал батюшка. — От Матфея Святое Евангелие, глава три, стих десять. Слова добрые, только…
— Тихо! Я не давал права говорить! — одернул его Дериев. — Выведите этого сюда!
Из-за спины Василича выбрался давешний охранник с дубинкой, загремел ключами. Здоровяки с автоматами шагнули в «камеру», потащили Кирилла наружу. Он не стал сопротивляться.
— Думаешь, что очень умный? — тихо и вроде бы спокойно поинтересовался майор, но в темных глазах его бушевала ненависть. — Думай на здоровье, это я тебе не запрещаю. Поучите его, вот так-то.
Стоявший справа боец коротко ударил Кирилла в бок, прямо по печени. Неожиданно острая боль вынудила его опуститься на колени, и удар второго, нацеленный в солнечное сплетение, пришелся в подбородок.
«Только бы не потерять сознание, только бы не потерять», — думал Кирилл.
Он услышал жалостливый всхлип Тимохи, и этот звук странным образом придал сил. Кирилл вскинул голову и посмотрел прямо в лицо Дериеву.
— Вы можете делать, что угодно, но Иисус сказал: я бросил огонь в мир, и вот я охраняю его, пока он не запылает.