— Старший помощник лейтенант Лабезников. Коренастый мужичок лет сорока в ватнике вышел из строя.
— Он служил на «Восходе», и это его родной корабль. Службу знает.
— Кто следующий?
Белограй начал подходить к каждому, пристально разглядывая моряков, словно картины в галерее.
— Штурман Мангушев.
Следующий вышел из строя. Немолодой, жилистый, с дерзким взглядом.
— Тебе привезли карты. Проложишь тропку аж до Берингова пролива. Справишься?
— Места знакомые, товарищ генерал. Водил караван в конвое по северному пути от Архангельска до Петропавловска.
— Боцман Поликарпов, — выкрикнул Кравченко.
— С этим я знаком. Тоже с «Восхода»?
— Так точно.
— Старший моторист-механик Курносов.
— И этого знаю. Хватит, вид у всех молодецкий. Поход несложный. Пойдем под флагом Дальстроя, но с военными кораблями ТОФ нам лучше не встречаться. Наш корабль не числится на вооружении Военно-морских сил СССР, могут принять за врага и уничтожить. Отвечать мы не можем, своих топить не имеем права, наше дело ускользать. Помните, вы все еще заключенные, за вас отвечаю только я. Сделаю все, что в моих силах, но флот мне не подчиняется и отдавать приказы кораблям я не могу. То, что делаю, делаю во спасение. Уповаю на удачу и ваше умение. Разбомбят, уйду на дно вместе с вами. Наша цель — спасти жизнь нескольким ученым, иначе их ждет смерть в лагерях. Их имена известны всему миру. Попытаемся спасти, кого можем. О нас никто не вспомнит, а по их учебникам будут получать знания следующие поколения. Я все сказал.
Белограй повернулся к командиру:
— Распустить команду.
— Отряд! Разойдись.
Зеки начали разбредаться.
— Разрешите обратиться, товарищ генерал?
— Валяй, Кравченко.
— Куда же мы их? Власть везде одна.
— Их ждут в Гарварде, Оксфорде, Кембридже. Слыхал?
— Не приходилось.
— Наука развивается для людей, для всего мира, а не для одной единственной страны. Ученым нужны условия для работы, их им предоставят. А я же ничего, кроме кирки и лопаты, дать не могу.
— Американские ученые сделали урановую бомбу.
— Наши тоже сделали. И будут делать еще, без тех, кто в это время гонял тачки по шахтам. Не все ученые занимаются бомбами, Богдан Максимыч.
Белограй направился к катеру, свита последовала за ним. Опустив голову, Кравченко в задумчивости побрел домой.
Лю сидела на возвышенности, с которой хорошо просматривался пирс.
— Ты что здесь делаешь?
— Тебя жду, я всегда буду тебя ждать.
— Задурманил я тебе голову, малыш. Уходим в море.
— Надолго?
— Когда пускают в воздух ракету, она взвивается высоко и светит очень ярко. Это ее предназначение — предупредить, дать сигнал, осветить участок или отпраздновать победу. Но никто не ждет ее возвращения. Она сгорает, и ветер разносит пепел. У моего корабля не будет своего берега, его никто не ждет и он никому не нужен.
У девушки на глазах появились слезы. Богдан обнял ее, погладил по длинным атласным волосам.
После трехнедельного отсутствия генерал редко бывал дома. Приходил поздно, усталый, и ложился спать. Наконец он устроил себе выходной и, как всегда, пригласил на обед своего любимого собеседника Тагато Тосиро.
— Садись, Тосиро. Давно мы с тобой не общались и не обсуждали международных дел.
Перед японцем стояла плошка с рисом и отварная рыба. Белограй предпочитал щи и картошку с груздями, не забывая, разумеется, о самогонке собственного изобретения.
Тагато Тосиро, военнопленный солдат, он же генерал Тохиро Моцумото, о чем знал только Белограй, пил из рюмочки, а хозяин предпочитал другую посуду — хрустальные фужеры. Тосиро выпил и ждал, он не привык задавать вопросы, его дело отвечать. Генерал сам определял тему для разговора.
— Я ездил на встречу с американцами, Тосиро. Они не произвели должного впечатления, приняли меня за трусливого перебежчика. Но я сумел произвести впечатление, в дальнейшем мы, надеюсь, найдем общий язык.
— Ваша жена жива, Кузьмич-сан? — тихо спросил Тосиро.
— Жива. И у меня есть возможность ее увидеть. Мы с тобой квиты. Я тебе устроил встречу с твоим главнокомандующим, ты мне помог наладить связь с американцами, но боюсь, что на этом наш торг не закончен. Среди военнопленных японцев есть настоящие преступники. Вояки в счет не идут, солдат выполнял свой долг, даже если он генерал, как ты. Говоря о преступниках, я имею в виду отряд 741. Они создавали самое страшное оружие. Бактериологическое. Испытания проводили на мирных людях. Шестьдесят тысяч китайцев погибли в концлагере на северо-востоке Китая от их опытов.
— Да. Это позорная страница нашей истории.
— Ты должен поговорить с душегубами. Я дам тебе список ученых, которые разбираются в вопросах, связанных с их разработками. На японцев многие работали: австралийцы, филиппинцы и, возможно, немцы и даже русские.
— Я вас понял. Мне опять придется встретиться с главнокомандующим. Со мной никто разговаривать не станет, побоятся признать себя участниками экспериментов. Многие ведь попали в плен, как я, под именем простых бойцов. От главнокомандующего они ничего скрыть не смогут, его авторитет непререкаем.
— Лагерный номер — это все, что осталось от авторитета Ямады. Ладно. Завтра опять поедем в «Оазис». И еще, Тосиро, я тебе дам карту Сибири и Дальнего Востока. Это секретный материал. Ты должен получить самую важную для меня информацию — где находится лаборатория японцев, выстроенная в середине 30-х на территории нашей страны. Мне нужно точное место расположения. Узнаешь, получишь паспорт и свободу. Сойдешь за какого-нибудь киргиза или якута и живи, сколько сможешь. Русским владеешь лучше многих уроженцев страны. Ты дипломат, и твои идеи не были враждебны России.
— Я готов выполнить ваше задание без условий, если мне дается возможность хоть как-то смыть позор, очернивший весь мой народ.
— Ладно, обойдемся без лозунгов, генерал. Я знаю тебя уже пять лет и вижу, что ты за человек.
Белограй разлил водку.
— Выпьем! За удачу! Выпили. Закусили.
— Пленные могут что-то попросить за услугу? — едва слышно выдавил из себя Тосиро.
— Мы им отпустим грехи и оставим живыми. Откажутся говорить, расстреляю полбарака. Встану с правой ноги — пущу в расход правый ряд нар, с левой — перебьем всех, кто спит слева. Они и без того живут в тепличных условиях, рудников не видели. Расскажи им, как здесь подыхают русские.
— Сделаю все, что от меня зависит, Кузьмич-сан.