Как всегда, после беседы с японцем Белограй обрел какое-то особое чувство равновесия, будто Тосиро впитывал в себя, подобно губке, всю отрицательную энергетику и, переработав ее, источал положительную.
Вечером они опять слушали американское радио и обсуждали политику Трумэна.
* * *
На следующее утро в сопровождении коменданта Мустафина генерал и Тагато Тосиро отправились в «Оазис», элитный лагерь для особых заключенных, который прятался за высоким частоколом на окраине Магадана. Здесь в особых условиях содержались те, кого Белограй берег для Родины. Многие из узников, отсидевших по пять и более лет, так и не узнали, что такое настоящая Колыма.
Комендант лагеря двумя месяцами ранее уже приводил заключенного номер 1320 из четвертого барака на допрос к генералу. Правда, ему не было известно имя заключенного и кто его допрашивал. Здесь сидели военнопленные японцы, командный состав, это все, что знал комендант. В «Оазисе», как ни в каком другом лагере, соблюдалась сверхсекретность. Список с настоящими именами узников имели только Белограй и его заместитель Челданов. Иногда в особую зону приезжала жена Челданова Елизавета Мазарук. Она выполняла обязанности своего мужа, и ей так же подчинялись, как и Челданову, с той лишь разницей, что полковник был человеком сдержанным, а Мазарук позволяла себе многое, не имея на то полномочий. Сегодня Белограй вновь вызвал того же заключенного на допрос.
Здание администрации было двухэтажным. Первый предназначался для лагерного начальства, на втором располагались просторные хорошо обставленные кабинеты. Здесь колымское руководство вело свои игры с особым контингентом. Караульные привели зека и остались за дверью. Японец вошел в кабинет один. Белограй сидел на диване, а Тосиро — за столом. Впрочем, этого имени в японской армии никто не знал, при допросе присутствовал бывший генерал и дипломат Тохиро Моцумото. Вызванный на допрос заключенный под № 1320 генерал Ямада когда-то командовал семисоттысячной Квантунской армией.
— Мы будем говорить по-английски, генерал, — сказал Белограй, — вы его неплохо знаете. Присаживайтесь.
Моцумото встал и коротко поклонился. То же самое сделал Ямада перед тем как сесть за стол, он вел себя с Достоинством.
— Вас не расстреляли, генерал, так как вы осознали свои ошибки и раскаялись на Хабаровском процессе. Вы получили пожизненный срок, но содержитесь в привилегированных условиях. Придет время, когда вас и ваших соплеменников освободят, так же как военнопленных немцев, проявивших себя с лучшей стороны. Но речь сейчас не об этом. На территории СССР японскими диверсантами, проникшими в район Сибири в 30-х годах, были оборудованы лаборатория и испытательный полигон по разработке и применению бактериологического оружия. Мне нужно знать, где именно располагался этот комплекс и какие отравляющие вещества в нем разрабатывались.
Ямада встал.
— Я знаю о таких лабораториях, расположенных на территории Китая, но мне ничего не известно о других. На ваш вопрос мог бы ответить военный министр или начальник генштаба. Я не имел никакого отношения к бактериологическому оружию. Японская армия насчитывала шесть миллионов человек, а я командовал одной шестой частью. Я солдат.
— Вы генерал, а не солдат. Вы командовали Квантунской армией в Северном Китае, и так называемое Маньчжурское государство Маньчжоу-го, находилось под вашей защитой. Должен вам напомнить, что отряд 731 находился на подведомственной вам территории в провинции Жиньхуа, где так же располагался концентрационный лагерь. Там людей заражали холерой, чумой и желтой лихорадкой. Все это вам известно, на Хабаровском процессе вы признали этот факт.
— Отрядом 731 командовал генерал-лейтенант Сиро Исии, но он мне не подчинялся напрямую.
— Я тоже никому не подчиняюсь. Мне принадлежит Колыма и весь Дальневосточный край, территория, превышающая Западную Европу вдвое. Я могу вывести весь ваш барак на улицу и расстрелять. Уверен, среди вас немало людей из отряда Исии, а может, и сам он прячется под маской лейтенанта флота. Мы с американцами не обменивались списками военнопленных, кто к кому попал в руки, неизвестно. Среди военнопленных японцев самый высокий авторитет у вас. Если вы не можете справиться с элементарной задачей… Мне есть кем заселить четвертый барак.
— Это ваше право. В четвертом бараке нет людей из отряда 731. Но я знаю, что у вас есть специальный лагерь для японских военнопленных. Если вы командируете меня туда вместе с генералом Моцумото, вполне возможно, что мы получим интересующие вас сведения. Мы напрасно теряем время.
Белограй помолчал, потом встал:
— Обсудите этот вопрос между собой. Я согласен на ваше предложение. Мне нужен результат.
Он вышел из кабинета, оставив японцев одних. Мустафин ждал за дверью.
— Вот что, Абрек. Возьмешь Тосиро и второго япошку и отвезешь их в зону к соратникам по оружию. Без помпы, по-тихому. Пусть найдут нужных людей и допросят их. Дай им полную свободу действий.
— На это и недели не хватит, Василь Кузьмич.
— Хватит. Кого надо, увидят сразу. И смотри! Ты мне за этих двоих головой отвечаешь.
— Все сделаем как надо, товарищ генерал.
Белограй достал свою трубку и, сунув в рот, подошел к окну. Времени оставалось мало, май на носу.
Представить себе, чтобы такой мужик как Сорокин кого-то о чем-то просил? Смешно. Он не подполковник, он маршал по колымским меркам. Начальник особого управления — страшная должность.
— Хочешь, я перед тобой на колени встану, Сильвер? Кроме тебя мне никто помочь не может.
— А ты поставь к стенке Белограя, пусти самодура в расход.
— Дурак ты, Иосиф Мартыныч. Знаешь, почему Никишов продержался столько лет на посту? Ему вся связь подчинена была, лично. Ни одна малява на «материк» не уходила без его правки. О радиограммах я уж молчу. И это наследство Бело-граю досталось. Поди попробуй на него донос настрочить, сам к стенке встанешь. У него все схвачено. Потому он может самого Сталина усатым называть. Я здесь сошка. Сказал Белограй набрать дюжину матросов, значит, они должны быть и нам не отвертеться. Ты, старая калоша, хозяин порта, ты и должен искать матросню.
— Я думал, ты умнее, Никита Анисимыч. Возьми меня — хорош матрос с одним глазом на деревянной ноге! Не зря ведь Сильвером прозвали. Только попугая на плече нет. А стращать меня бесполезно. Я стар, службу свою с крейсера «Варяг» начинал. Один из выживших. От матроса до капитана третьего ранга вырос. Душу флоту продал. И чем ты меня напугаешь? На понт свою полосатую шушеру бери, а на меня молись. Я порт построил. Сто девять самоходок в строй поставил за пять лет мира. За каждого кочегара глаза выцарапаю. Ишь, придумал! Дюжину матросов ему подавай! Иди в зону, там тысячи героев в тельниках на рудниках горбатятся, лопатой греби.
— Поздно, Еся. Голодная, отощавшая вша поход не выдержит. Это Белограй думает, будто за две недели до Аляски дойдет. Говорил я с бывалыми. Трех месяцев не хватит.