Если говорить о внешнем облике, функциональной гибкости и умственном потенциале, то предпочтения Изгоя склонялись к гуманоидам. Они были не такими субтильными, как лоона эо, и не такими громоздкими, как дроми или хапторы; их организм был сложней и совершенней, чем у айхов или шада, что сулило большую универсальность; привлекательным являлся и высокий темп развития, характерный для человеческих цивилизаций. Правда, гуманоиды обладали удивительным свойством загонять себя в тупик всемирной катастрофы, но несколько культур развивались сейчас по восходящей, и присмотреть за ними безусловно стоило. За кни'лина уже присматривали – в их метрополии вторую сотню лет сидел Оберегающий, достигший статуса Тени Ареопага, то есть главы секретной службы при императорском дворе. Бино фаата тоже нуждались в контроле: преодолев упадок Второго Затмения, они расширяли свой сектор, что, по прогнозу деинтро, могло привести к серии межзвездных войн. К тому же на одной из планет они обнаружили артефакты Древней Расы, квазиразумные создания, игравшие в цивилизации даскинов роль трансляторов и усилителей эмоций. Находка оказалась удачной, так как привела к развитию новой технологии на базе симбиоза квазиразумных с избранной кастой фаата, способной к ментальному обмену. Это могло подстегнуть их дальнейшую экспансию, и оставлять без внимания такой прогноз было легкомыслием.
Однако, посовещавшись с экспертами Стражи, Изгой решил, что внедрение в эту культуру неэффективно. Цивилизация фаата была слишком жестко запрограммирована и вряд ли поддавалась влиянию изнутри, даже если бы он вошел в руководящую Связку, сделавшись Столпом Порядка или Стратегом, Хранителем Небес. Скорее всего он был бы уничтожен при первой попытке ограничить экспансии, так как фаата, пережившие ужас Затмения, считали такую политику единственным средством от глобальных кризисов. Но оставалась возможность повлиять на них извне, используя другую расу, потенциально столь же агрессивную, но гибкую и более подходящую для контакта с Оберегающим. Анализ, проведенный деинтро, выявил несколько цивилизаций, способных стать противовесом, но лишь одна из них являлась человеческой. Мир, который его обитатели-дикари еще называли по-разному, планета, которую в будущем назовут Землей… Сейчас она пребывала в невежестве, но прогноз деинтро предсказывал взлет через семь или восемь столетий, ибо земляне были плодовиты, энергичны, самонадеянны и чрезвычайно изобретательны. Они уже чертили карты своих материков, знали геометрию и медицину, плавили сталь, писали книги, строили гигантские сооружения, торговали, воевали, разводили скот и занимались множеством ремесел. Очень многообещающая раса эти земляне! – думал Изгой. Когда они изобретут науку и достигнут технологической стадии, кое-кому придется потесниться… Пара тысяч лет – и вся Галактика признает их вполне разумными!
Выбор был сделан, и в один из дней, навсегда распрощавшись с родителем и приняв форму человека, Изгой телепортировался на корабль, поджидавший его у заатмосферной станции. Судно оказалось небольшим, ибо прыжок к Земле не требовал долгого времени; кроме самого пилота, в нем помещался только контейнер с оборудованием. Приборы и устройства, взятые с собой Изгоем, были миниатюрными и большей частью хранились в виде спор или механозародышей: инициировав то или иное семя мысленным импульсом, он мог вырастить необходимый агрегат – деинтро, сиггу, пищевой синтезатор или ментопередатчик, рассчитанный на мозг землян. Природный телепатический дар у них, к сожалению, отсутствовал.
Повинуясь команде Изгоя, корабль совершил прыжок, погрузившись в то измерение Вселенной, где не существовало ни пространства, ни времени, ни звезд и обитаемых миров, ни света и тьмы, ни тепла и холода. Дистанция между планетой метаморфов и Солнцем была огромна, но странник преодолел ее с той скоростью, с какой путешествует мысль. Он вынырнул на периферии системы и, когда корабль нашел нужный мир, третий от местного светила, переместился к нему еще одним, совсем коротким прыжком. Затем покружил около планеты, изучая ее океаны и материки с помощью оптических устройств, пригодных для глаз человека. Находясь в новом и окончательном своем обличье, он испытывал что-то наподобие эмоциональной эйфории: Вселенная, даже тесный мирок его корабля, раскрывалась перед Изгоем во всей щедрости красок и звуков, запахов и тактильных ощущений. Впервые со дня появления на свет он видел, смотрел своими собственными глазами, мог говорить с кораблем и слышать его ответы не только ментально, но и при посредстве воздушной среды, что заполняла кабину. Это казалось таким восхитительным, таким непривычным и чарующим! Возможно, органы его собратьев-метаморфов отличались большим совершенством, но он уже не думал о своей ущербности: чтобы вписаться в яркую, манящую и неизведанную реальность, в поджидавшее его бытие, хватало человеческих чувств.
В одном из полушарий планеты лежали два материка: на севере – огромный, протянувшийся от полярных льдов до тропической зоны, и южный экваториальный, вдвое меньшей площади, отделенный от северного синими пространствами морей. В другом полушарии тоже имелись два массива суши более скромной величины, а кроме того, был гигантский ледник на полюсе, и были многочисленные острова, один из которых почти дотягивал размерами до континента. Изгой сосредоточил внимание на самом большом материке. Его западная и юго-восточная области были плотно населены, и там, пользуясь оптикой корабля, он разглядел города и дороги, каналы и поля среди лесных массивов, каменные громады крепостей, а также гребные лодки и парусники, скользившие по рекам и вдоль морского побережья. Оба эти района, бесспорно, являлись центрами цивилизации, но западный, с более прихотливым рельефом и сложными очертаниями берегов, казался предпочтительней – к нему тяготел южный материк, а за сравнительно узким океаном лежали еще два континента, вполне достижимые для аборигенов через пару-другую сотен лет. Помимо этих примечательных моментов Изгой обнаружил, что из восточных степей катятся на запад плотные массы конных и пеших, огромные стада животных и тысячи повозок, целый город, кочующий среди песков и трав. Переселенцы, подумал он, направляя корабль в глубины огромного озера, которое через много веков назовут Байкалом.
По земному счету времени начался 1219 год. Войско Чингисхана шло на завоевание Хорезма.
* * *
Из корабля, надежно скрытого под толщей вод, Изгой телепортировался в армию, что двигалась на запад, и затерялся в несметных толпах, принимая обличье то воина, то погонщика, то пастуха или раба. Вариации внешности базового организма, тела мужчины, которое он избрал, были ему доступны, в отличие от радикальных перемен – так, он не сумел бы превратиться в женщину или в любое из животных, населявших этот мир с удивительно щедрой флорой и фауной. Подобная перестройка, требующая изменений на генетическом уровне, создания новых органов, значительной модификации скелета и мышечной массы, оказалась ему не по силам, однако способность к мгновенному перемещению и множество новых личин делали его практически неуловимым. Он находился в безопасности – по крайней мере, сейчас, когда на Земле не имелось приборов сложнее компаса и астролябии и оружия страшнее арбалета.
В Чингисхановом воинстве он пробыл несколько месяцев, изучил, пользуясь своим ментальным даром, монгольский, китайский и уйгурский языки, пообщался с китайцами-инженерами при катапультах и стрелометных машинах и узнал о Поднебесной державе, простертой ныне под пятой кочевников. Ценная информация о земных делах! Усвоив ее, Изгой решил, что будет и дальше двигаться с войском, но так не получилось: монголы разметали армию шаха Мухаммеда, обрушились на хорезмийские долины, и начался кошмар. Теоретически Изгой был подготовлен к актам насилия, но практика оказалась слишком кровавой, слишком мучительной для существа, не ведавшего прежде той страшной многоликости, в которой смерть приходит к человеку. Свирепость победителей ужаснула его, он перепрыгнул на запад, в славянские земли, и угодил в конфликт между киевским князем и Великим Новгородом. Правда, не такой жестокий: тут, в лесах, было где спрятаться, и резали не так усердно, как в Хорезме.