– Я-то, конечно, буду, а вот графиня уж очень больна…
– Ага, ага, – покивал головой Даня, понимающе. – А как там Ваня себя чувствует?
– Тоскует по космосу, – вздохнул Блюмкин.
– Ну, это ничего, – улыбнулся Даня. – Я ведь назначил его начальником новой станции по очистке околоземного пространства. Сразу после коронации он и полетит… Станцию как раз сейчас на орбите монтируют. Народ там уже живет, наши многие… Знаешь, как я решил ее назвать?
– Как? – спросил Блюмкин, делая вид, что ему это действительно интересно.
– «Русалочка», – проговорил Даня с нежностью и снова отвел глаза в сторону. – Здорово, правда?
– Ничего, ничего, – с притворной рассеянностью признал Аркадий Эммануилович. – Ну, да, ладно, Ваше Величество… – я, признаться, на миг заскочил, только из уважения…
– Я понимаю, понимаю, только вот…
– Что, Ваше Величество? Что вас тревожит?
– Аркадий Эммануилович, пожалуйста, не называйте меня все время так официально, мы же все-таки приятели с вами.
– Прости, Данечка, я просто подумал, вдруг тебе так больше нравится.
– Нет. Но меня не это беспокоит. Я вот о чем всё думаю. Когда мы все снова… Того… Умрем… Любушка опять не с нами будет, а у этих… Ну…
– Это вопрос, Данечка, непростой. Я вот думаю, может быть людям два раза умирать-то и не положено. Ну, а ежели что, ты мою Любу знаешь, ей палец в рот не клади, и уж тем более два раза. «Я, – говорит, – теперь там все ходы и выходы знаю. Знаю, как не попасть в лапы к этим… Гобли… Гремли… Кривдо… Кривдолакам! Да! А еще собралась второе образование получать. Подала документы на теологический факультет Богословского института… Ну, всё, всё, ваше величество, бежать мне надо. Не хочу оставлять надолго приболевшую.
– Конечно-конечно! – горячо пожал ему руку Даня. – Тогда до завтра. В кафедральном соборе и увидимся.
* * *
А пресловутый Ванечка эти дни проводил как обычно – на рабочих окраинах в компании коллег.
– …Видел-видел я этих тварей зеленых, из которых наш царь-самозванец, – утверждал здоровенный боров – бригадир одного из космических утилизаторов. – Было у меня с ними…
– А у меня насчет ящеров всегда предчувствие нехорошее имелось, – признался один из пьяных мусорщиков. – Как погляжу на ящера, сразу и думаю: «Что, шельма? Какую пакость задумал?..»
– Да тихо ты! – зашикали на него. – Пусть бригадир расскажет! Товарищ бригадир, не мучьте, скажите, что у вас с ними было, с этими, с инопланетчиками?
Боров значительно покачал головой и стал рассказывать:
– Да уж что было, то было… Подплыли, значит, к объекту, открываем, а там темно, как в заднице. Я кричу: «Свету давайте!», а сам уже лезу туда, и остальные за мной… – бригадир замолчал и хмуро пробежал взглядом по лицам товарищей. – Тут переноску протянули, включаем, глядь! А там, на мешках, две ящерицы зеленые сидят. Сидят, значит, и на нас смотрят, – с отголоском былого страха, продолжал боров. – Мы застыли и пошевелиться боимся. Тогда один из них кивнул на нас и говорит наглым таким голосом… Сам, главное, небольшой, а голосом говорит страшным-престрашным, аж жуть до костей пробирает. «Слушайте, вы, – говорит, – свиньи в космосе! Передайте вашему царю, что насчет какой-то там машины мы с ним все равно еще разберемся. Все, – говорит, – поняли?» Мы – как язык проглотили, только киваем. Тут второй, как оскалится да ка-ак рявкнет на нас еще страшней первого: «Пошли отсюдова!» Тут-то мы и рванули.
Бригадир вновь окинул трудяг мрачным взором и перекрестился. Вслед за ним бойко закрестились и все остальные.
– Чего только не попадается в этом сраном космосе, – мотая головой, посетовал пожилой мусорщик. А Ванечка по обыкновению заметил:
– Уж чего Бог дал того не переменишь…
– Ладно, – сказал бригадир, успокоившись, – на сегодня херовых историй достаточно.
Всех эти слова приободрили, и, сплоченные чувством борьбы с нечестью, пролетарии орбиты стали спешно наполнять кубки. В какой-то момент Ванечка решил, что не хочет ночевать в вытрезвителе, и побрел домой. Один он идти не хотел, но в спутники никого не нашлось.
Вдруг он увидел приятного с его точки зрения человека в яично-желтом плаще кондуктора с забинтованной головой и с синяком под глазом. Со свойственной Ванечке сердечной чуткостью он сразу уловил надломленность в глазах помятого гражданина и проникся к нему участливым состраданием.
– Мужик, пойдем, – обратился он к человеку с русской прямолинейностью. – У меня есть.
Человек насторожился, насупился и покосился на него с каким-то отчаянным, даже горестным, недоверием.
– Правда? – переспросил он вполголоса.
– Ну да, – удивленно подтвердил Ванечка.
– А что, если не секрет? – поинтересовался невзрачный дяденька.
– Водка, – удивился Ванечка, – что же еще?
– Вот как, – одобрительно сказал интеллигент. – Ну, раз уж вы сами предложили…
– Вот и славно, – обрадовался Ванечка и, рука об руку, они двинулись в светлое будущее.
* * *
… В день коронации, как всегда в выходные, здоровенный столичный зоопарк был битком набит ребятишками и взрослыми. В центре, у круглого бассейна, где плавали морские львы, купались белые медведи, а на вершинах маленьких айсбергов искусственного льда переминались с лапы на лапу толстые важные чайки, собрались сотни больших и маленьких зрителей. Как раз в это время, швыряя в воду жирные серебристые рыбины, работники зоопарка кормили зверей, и даже самые новые, самые экзотические экспонаты были покинуты посетителями ради этого умилительного зрелища.
От бассейна во все стороны расходились выложенные мозаикой дорожки, вдоль которых на сотни метров тянулись ограждения, загоны для копытных, клетки для птиц и хищников. А чуть подальше, у обезьянника, маленькая девочка в пестреньком ситцевом платьице, отбившись от благообразного семейства, вплотную приблизилась к ограждению с табличкой:
«Хамелеон Кассиопейский, семейство пресмыкающихся, отряд ящериц. Длина тела 6 метров. Разумен и крайне опасен».
Хмурый Хэм сидел там на толстой изогнутой ветке мертвого дерева без коры, подложив под подбородок когтистую пятерню.
– Здластвуйте, вы клокодил Гена? – поинтересовалась малышка, держа за ногу тряпичную куклу рыжего очкарика.
– Ну да. И что? – не глядя на девочку, утомленным голосом отозвался тот, словно от нечего делать. – Иди, пасись.
– А ты сыглаешь мне на галмошке?
– Где ж я тебе ее возьму-то, дурочка? – ответило зеленое чудище, покосившись не малышку сердитым глазом. Потом быстро моргнуло, и вдруг в его хитрых глазищах забегала мысль. Бодро соскочив с ветки на соломенный настил, Хэм уселся поближе к решетке. – Впрочем, почему бы и нет? – сказал он мгновенно изменившимся ласковым голосом. – Но только давай сначала сыграем в одну игру. Видишь, вон там справа – кнопочки? Во-он там…