В такой ситуации, думал Каргин, самое верное дело – смыться в джунгли и отсидеться. Кратер, конечно, невелик, да лес густой, хрен достанешь… Во всяком случае, день-другой побегать мог бы, а столько бельгийцу здесь не высидеть. Спас бы скальп, а он, как ни крути, на пятьдесят ближайших лет один-единственный… Да и кого тут, кроме себя самого, спасать и защищать? Босса не по его вине пришили, а с Мэри-Энн контрактов он не заключал. Тем более, с Арадой.
Мысли были верные, но гнусные, и Каргин на них не задержался. Контракт его истек, и был он сейчас уже не наемником, а только человеком и солдатом, свободным в собственных решениях и действиях. Ну, и какими они будут? Мстить за Патрика? Зряшное дело! Что ему Патрик?.. Не родич и не друг… Спасать от Пирелли рыжую Нэнси? Так от нее не убудет, девица тертая, не первый у нее Пирелли и, вероятно, не двадцатый. А что до Хью, гадюки и мерзавца, то пристрелить его вовсе богоугодное дело. Так что, как ни крути, как ни гадай, а биться Алексею Каргину лишь за собственную жизнь. Жизнь и себе дорога, а более того – отцу и матери и, может, Кэти…
– Дорога, но не дороже чести, – вымолвил Каргин и, насупившись, склонился к прицелу. Золотое жаркое сияние почти ослепило его. Горман шел с солнечной стороны, черный жук на фоне огненных лучей; кабину еще разглядишь, а вот пилота – вряд ли. Зато пушечный ствол был виден отчетливо, дергался туда-сюда змеиным жалом и, наконец, остановился. Замер, глядя прямо в лоб Каргину.
Фонарь кабины сверкал словно бриллиант с тысячей переливчатых граней. Поймав его в перекрестье, Каргин трижды надавил на спуск, целясь чуть ниже и правей середины – туда, где, по его соображениям, мог находиться пилот.
Не в глаз попасть, так в сердце… не в сердце, так в плечо…
Он присел, потянув за собой винтовку. В мерный рокот мотора ворвалось сухое тявканье пушки, брызнул щебень над головой, заставляя вжиматься в землю, зеленая свечка кактуса наклонилась, сочно хрустнула и осела, перебитая пулями. Каргин вскочил, ударившись боком о камень, чертыхнулся – царапина отозвалась укусом боли – и выпалил в боковое стекло фонаря. Попал, не попал, было не разобрать – целился с руки, торопливо, пока вертушка разворачивалась над осыпью. В ответ грохнули выстрелы, пуля сшибла гребень с плиты за спиной, другая с шипеньем вонзилась в почву. Горман предупреждал: знаю, мол, где ты. Не спрячешься!
Уже не скрываясь, Каргин ринулся поперек откоса, прислушиваясь к нараставшему гулу; Горман, не закончив разворот, тянулся следом, как гончая за удирающим кроликом. Застрекотала пушка, взбив фонтанчики пыли, с хрустом рухнул еще один кактус, сухой древесный ствол взорвался щепками, а за кустами, совсем поблизости, раскрылась яма – глубокая, как полнопрофильный окоп. Но в яму Каргин не прыгнул – не от того, что укрытие было плохим, а из чистого суеверия. Убьют, так лучше здесь, среди камней… Сон афганский помнился, и корчиться в яме не хотелось.
Он повернулся, вскинул оружие, уперевшись локтем о подходящий обломок. Солнце светило слева, Горман надвигался прямо на него, и в перекрестье был виден летный шлем, белые выгоревшие брови и глаза – холодные, зеленовато-серые, будто он тоже был потомком Халлоранов.
– Сейчас я тебя достану, холера, – пробормотал Каргин, плавно нажимая спуск.
Грянул выстрел, но не его. Пуля разорвала комбинезон на плече, и Каргин, стремительно присев, успел удивиться – кто стрелял?.. откуда?.. Потом вспомнилось про «эмфилд», и где-то в животе возник и начал подниматься к сердцу ледяной комок. Смерть пощекотала его крылом – не в первый и, надо думать, не в последний раз… Ее скупая ласка была холодной, как льды Асгарда.
Извиваясь будто червяк в банке рыболова, он заполз в кусты, перевалил яму и на карачках двинулся к прежней позиции меж каменных плит. Нашел по дороге длинную почерневшую палку, прихватил с собой. Ободрал колено, выругался. Полз быстро, посматривая то вверх, на помело, то в сторону пещеры. Горман, похоже, его потерял – пальнул пару раз по кустам, затем направился к джунглям, на разворот; видно, рисковать и нарываться на пулю ему не хотелось. Неведомый снайпер молчал. Каргин, однако, не сомневался, что тот сидит не на прибрежной скале, а где-то в камнях перед пещерой; прицельная дальность у «эмфилда» – метров шестьсот, с его винтовкой не сравнишь. Да и калибр мелковат…
Он достиг пространства между плитами, выпрямился и взглянул на вертолет. «Гриф» висел над манграми словно черный жук под полупрозрачным зонтиком. Минуты три-четыре есть в запасе…
Вытащив мачете, Каргин двумя ударами укоротил поваленный кактус, прислонил его к плите, выставив поверх толстый зеленый отросток, напоминавший руку в комбинезоне, вложил в нее палку и накрыл свое изделие беретом. Боец получился хоть куда – рослый, крепкий и небритый, будто коммандос, не вылезавший из джунглей неделю.
– Оборонишь позицию, капрал Джек, будут тебе орден и сержантские нашивки, – приободрил его Каргин, пальнул, чтоб обозначиться, по вертолету и, низко пригнувшись, заторопился на юго-восток. Там, среди корявых пней и щебня, виднелся гладкий валун, похожий на слона с растопыренными ушами, а рядом стадо слонят поменьше. Тоже отличная позиция, скрытная, а главное – солнце в спину.
Спрятавшись за подходящим слоненком, он щелкнул по рации и ухмыльнулся.
– Вот так, майор… Ты мне куклу, и я тебе куклу. Мы, славяне, сентиментальный народ, напиться можем и подраться, а кровь не любим лить. Но наш бронепоезд стоит на запасном пути.
Горман развернулся и шел теперь к небритому капралу на всех парах. В боевой привычной стойке: хвост приподнят, нос опущен, незримые лопасти винтов таранят воздух, мотор ревет, шасси под днищем – будто скрюченные когти. Черная молния, грозный гриф! Налетит, ударит – не поднимешься!
Затарахтела пушка, высунув острый багровый язычок, над краем плиты взлетела мелкая каменная пыль, ствол в зеленой лапе капрала переломился пополам.
– Вот сволочь, метко бьет! – пробормотал Каргин, прикидывая упреждение. Метра полтора на такой скорости, и хватит… Винтовка глухо рявкнула, и он увидел, как в серебристом стекле кабины зажглась на мгновение звездочка и тут же погасла. Орудие смолкло, но вертолет не дрогнул, не отклонился от курса – летел себе и летел, над неподвижным капралом Джеком, над глыбами камня, щебнем, кустами и оврагами, прямиком к пирамидальной скале. К самой ее вершине, где терпеливо дремал камень-жертвенник.
Что-то сейчас будет, мелькнула мысль у Каргина. Он заторопился, полез, царапая башмаками шершавый бок, на слоновью холку, откуда обзор был получше: отверстие грота – как на ладони, и каждый ступенчатый ярус скалы просматривается во всю длину. Где-то там его поджидали; может, в пещере, а может, среди булыганов, где он определил вчерашним утром позиции Тому и Крису.
Ну, будет по ним панихида… С летающей свечкой и салютом… Прямо сейчас…
«Гриф» ударился о камень-жертвенник, перевернулся, лег на него, заклекотал предсмертным воплем; винты в последнем усилии терзали неподатливую скалу, что-то темное взлетало вверх и падало в море, что-то шипело, дымило и взрывалось, что-то выстреливало длинными алыми копьями огня. Через секунду грохнуло по-настоящему: над жертвенником поднялся огненный столб, фонтаном полетели обломки, и вниз сошла лавина – не потрясающих масштабов, однако вполне приличная.