Азер повернул к холму. На лице его сияла улыбка, руки непрерывно двигались, указывая на строения и загоны; гулким басом он то расспрашивал Каргина об отце и матери, то разъяснял, где тут что: там – плодовый сад, а перед ним форелевые пруды, тут – гараж, и в нем четыре трейлера, здесь, за этой изгородью, первый индюшачий батальон в пятьсот штыков, а вот подальше, где земля белым-бела, кормится гусиная бригада, крутые забияки числом две тысячи двести. Ну, а у самых скал – особое место и главная гордость: страусы, пока не больше взвода, но – помогай аллах! – со временем, глядишь, размножатся. Хороший человек за ними смотрит, Ибрагим-ака, бывший сотрудник столичного зверинца.
Под эти разговоры они подошли к блиндажу и перекидному мостику над траншеей. Из укрытия выскочил парень с темными раскосыми глазами, лихо взял под козырек и доложил, что все спокойно и служба идет своим чередом. Азер кивнул:
– Свободен, Пак! – Затем повернулся к гостям: – Кореец, из местных. Тут у меня всякой твари по паре – и корейцы, и туранцы, и узбеки, ну и, конечно, русские с украинцами. Даже один бурят затесался, кузнец, подковы делает, каких в Москве не сыщешь. Ветераны-афганцы тоже есть… – Полковник помрачнел и тяжело вздохнул: – Солдаты, бывшие лучшие бойцы, забытые Россией… как и я сам…
«Как и мы», сказал себе Каргин, осматриваясь с любопытством.
Люди в деревне и правда были разные, всяких мастей и обличий, и все здоровались с Азером уважительно, но без подобострастия. Дома тут были крепки и хороши, зелень в палисадниках обильна, лица – большей частью женские и детские – приветливы, бедностью вроде бы не пахло и портретов туран-баши нигде не замечалось. Поглядев на эти чудеса, а также на укрепрайон перед деревней, Каргин почесал в затылке и осведомился:
– Вы, собственно, кто здесь, Федор Ильич? Удельный князь или эмир с собственной дружиной? А может, паша?
Азер, снова развесилившись, басовито хохотнул.
– Я, собственно, еврей. Еще гусезаводчик и командир местного ополчения. На пенсию, видишь ли, не прокормиться, птицу начал разводить, но в Таше нас четыре раза жгли, сына Гришку чуть не убили, а в промежутках пытались разорить налогами. Теперь у меня свое ханство-государство, то бишь свободная экономическая зона. Бандюганам и анашистам хода сюда нет, а с властью у нас отношения простые: отступного даем, платим в Диван и депутатам Курултая, однако патроны держим всегда в стволе.
– Могли бы уехать и жить спокойно, – сказал Перфильев. – За океаном или поближе, но за тремя морями… Там и с пенсией никаких проблем.
– Не в пенсии дело, капитан. Я родом из Бухары, жена – таджичка, мусульманка значит, а за тремя морями это не приветствуют. Опять же ни иврита, ни английского не знаю, а вот на туранском, узбекском и фарси свободно говорю… Здесь моя земля, а не за морем! Да и покоя там тоже нет. У нас свои бандиты, у них – свои.
– Одного мы по дороге устаканили, – скромно заметил Перфильев. – Ибадом звался. Хвастал, что прям-таки бейбарс, а по жизни – баран бараном. Уже потрошеный.
– Так-так! – Полковник замер на половине шага и оглядел своих спутников. – Лихие вы ребята, как погляжу! Ну, за Ибада спасибо, тут я ваш должник… Пока в Таше жил, четыре раза меня жгли, и дважды – эта сволочь. Деньги вымогал, налог особый, какой гяурам платить полагается.
За разговорами они приблизились к дому, вошли и были представлены хозяйке и трем черноглазым дочерям полковника, носившим романтические имена Анар, Алале и Афсунгар. [24] Затем проследовали в садовую беседку, к накрытому столу, где уже сидели Гриша, Рудик и Дмитрий, обсуждавшие преимущества пистолета «Гюрза» перед «Береттой» и «Дезерт Иглом». Стол ломился от яств, юные дочки полковника подносили все новые и новые, и Рудик с Димой, прекратив споры, то поедали запеченную индейку, то облизывались, поглядывая на девушек. Перфильев, отдуваясь, расстегнул рубаху, Каргин тайком ослабил ремень и сделал в памяти зарубку: обратно ехать через Кизыл и по бетонке, где меньше шансов нарваться на неприятности. Как говорил майор Толпыго, после пира воин не воин, а чучело на толчке.
Они прикончили индейку, обглодали форель, съели дюжину салатов, запивая их домашним вином, и закусили грушами. Каргин на секунду прикрыл глаза, а когда открыл их снова, Рудик с Дмитрием уже исчезли, и лишь за деревьями слышались их голоса и девичий смех.
– Пусть молодежь погуляет, – пробасил Азер и поинтересовался: – Вы, ребята, ко мне с одними приветами или дело какое есть? И как вы вообще в Армуте очутились?
– Совместное предприятие у нас, российско-американское, – пояснил Каргин, решив, что вдаваться в подробности не стоит. – Оружейный бизнес, Федор Ильич. Завод, который нынче «Мартынычем» зовется, хотим откупить и перепрофилировать. Вот, приехали, трудимся, в разные двери стучимся. Однако есть проблемы…
– В Туране любую дверь откроет кошелек. Он же и все проблемы решит, – мудро заметил Азер.
– Не все. Двое наших сотрудников пропали, три дня назад. Награда обещана, платим феррашам – и ничего… Может, что-нибудь посоветуете?
Полковник отодвинул тарелку с грудой костей, нахмурил брови и вцепился в толстую нижнюю губу.
– Пропали, значит… А как пропали, Алексей? Напились? В местные разборки влезли? В участок угодили? Из-за девиц поспорили? Или – сохрани аллах! – под статуей туран-баши мочились?
– Предположительно с кем-то встретились, могли получить информацию касательно нашего дела. Один из моих людей – тот, что с феррашами контактирует – сказал: такое впечатление, что похитители известны, однако стражи порядка бездействуют. А денег мы не жалели! – Помолчав, Каргин спросил: – Власти могли их схватить? Тайная полиция, третье отделение или что-то в этом роде?
– Тайной полиции тут пока что нет, соорганизоваться не успели в государственном масштабе, но схватить могут. У туран-баши свои стукачи и топтуны, есть такие и во многих министерствах и у каждой партии, а тут их пять: исламская, евразийская и конституционная – эти за президента, а коммунисты и национал-демократы как бы против. Так что есть кому хватать! Но с какой бы целью ни схватили, держать у себя не будут. Ни к чему! Других держальщиков полно.
– Кто они, эти держальщики? – спросил Перфильев, подавшись вперед и раздувая ноздри.
– Плов кушал, капитан? – поинтересовался Азер. – Всего в нем понамешано, рис, жир, лук, мясо, соль, перец, морковка тоже есть… Страна сейчас как этот плов: в городах одно, в горах другое, в степях третье, а на границе и вовсе четвертое с пятым. Взять хотя бы славного туран-башу… Это он в Армуте баша, в Прикаспийске и в десятке крупных городов, а в тех, что помельче, сидят уездные начальники-беи, и никто им не указ. В Фарабе и по всему правобережью Амударьи узбеки крепко окопались, оттуда ближе до Бухары и Самарканда, чем до Армута… в Куня-Ургенче – каракалпаки, в Бекдаше казахов полно, в Тахта-Базаре и Кушке – пуштунская диаспора… В горах – обычные бандиты и бандиты правоверные, Воины Аллаха, Львы Ислама, эмир Вали Габбасов, а ближе к Каспию – три чеченских лагеря… Еще, конечно, везде и всюду боевики наркомафии… И всех их охраняют наши погранцы: тысяча верст – рубеж с Персией, восемьсот – с Афганом.