Они сошлись на середине дорожки.
– Баграм, помощник аги Ягфарова… Как доехали, мистер Керк? Дорога сюда не простая, зато какие горные красоты! Голова кружится!
– Это верно, – подтвердил Каргин, рассматривая Баграма и подмечая, что тот кажется удивленным и несколько обескураженным. – Горные красоты впечатляют. Как говориться, увидеть и умереть… Тем более, что пропасть с речкой рядом.
Перфильев весело осклабился – видно, вспоминал о тех, чьи кости сейчас полощутся в речке. Каргин, не мигая, смотрел на Баграма.
– А мы ведь с вами встречались! Совсем недавно, в Карлыгаче… Нюхали розы с одним арабским шейхом.
– Может быть, – уклончиво молвил помощник Ягфарова. – Прошу прощения у вас, ага, и у вашего достойного друга… Не ждали вас так рано, а потому не встретили, как подобает. – Он оглянулся на купальню и понизил голос. – Понимаете, сейчас без четверти одиннадцать, а с десяти до полудня Саид Саидович принимает целебную ванну… Святое дело, храни его аллах! Очень не любит, когда тревожат в это время… Однако сказал, чтоб вы спускались вниз.
– А где ваш шеф? – полюбопытствовал Каргин. – Он обещал, что мы с ним обязательно увидимся.
Баграм снова бросил взгляд на купальню. Глядел он на нее так, как правоверный смотрит на черный камень Каабы, приближаясь к мекканской мечети Масджид аль-харам. [59] На лице его застыло благоговейное выражение.
– Ага Ягфаров в целебном бассейне вместе с Саидом Саидовичем. Туран-баше нравится, когда его развлекают на отдыхе… Там еще личный врач и… ну, и другие люди. Наверное, вас тоже пригласят, раз президент велел спускаться. Пойду спрошу.
Он сделал шаг по малахитовой дорожке, но Перфильев ухватил парня за руку.
– Постой-ка… Мы ведь не пустыми приехали, мы, братец, восточный обычай понимаем! Вот, подарок президенту передашь. – Вытащив пакетик, Перфильев сунул его Баграму.
– Что тут, ага?
– Ушко, а в нем сережка. Знатное ухо! Сам Вали Габбасов его носил. Теперь не носит, вражий сын… Отдай своему президенту, пусть порадуется.
Взяв пакет двумя пальцами, Баграм направился к купальне.
– Орден… – пробормотал Перфильев, – подвески… Даже два ордена, за Габбасова и за Таймазова! Может, Леха, мы государственный заговор раскрыли, недаром на нас эмирчик покушался! А за тех козлов, которых ты в речку сбросил, тебе отдельно положено. Скажем, возведут тебя в минбаши, а то при твоих капиталах стыдно ходить в капитанском звании.
– Фак тебе! – сказал Каргин.
– Ну вот, уже и по-русски не ругаешься… – Влад с иронией прищурился. – Ты тренируйся давай. Помнишь, что Толпыго говорил? Старший офицер от младшего отличается опытом, окладом и словесной виртуозностью. Будешь минбашой, на факах далеко не уедешь.
Баграм, отодвинув бамбуковую занавесь, юркнул в купальню.
Слушая трепотню приятеля, Каргин быстро осматривался, со скучающим видом поворачивая голову туда-сюда. Это было привычной, почти рефлексом, приобретенным в джунглях, болотах, пустынях и пылающих городах: в любой сомнительной ситуации оглядеться, точно представить, где находится враг, наметить пути атаки или отступления. Сейчас про атаку говорить не приходилось – были они безоружны, и пришибить охранников непросто, много их и далеко стоят. А что касается ретирады, тут дорога одна – в подъемник, и наверх… Он взял Перфильева за локоть, легонько потянув, заставив отступить. Крохотный шажок назад, к клети подъемника, затем другой шаг, третий…
– Ты что, Алексей?
– Гвардейцев многовато. Четыре прожектора, под каждым двое, и купальни один – итого девять. Такая охрана в замкнутом и абсолютно безопасном помещении… Мне бы троих хватило.
– Так ты не туран-баша, – с усмешкой сказал Перфильев, но отодвинулся еще на пару шагов. Теперь до подъемника было рукой подать.
За решетчатой стеной купальни – быстрая лихорадочная пляска теней. Чей-то силуэт с воздетыми руками, резкий гневный взмах, неразличимое бормотание голосов, словно спорят о чем-то, шелест одежды, плеск воды… Что там происходит? – думал Каргин, прищурившись и снова пересчитывая гвардейцев. На радость как-то непохоже…
Он прислонился к перилам клети и шепнул Владу:
– Если что, двигаем наверх, берем охранников и сматываем удочки. Готов?
– Как пионер, – сразу сделавшись серьезным, буркнул Перфильев. – А что? Ты думаешь…
Бамбуковая занавеска отлетела в сторону, и на пороге появился президент. Щеки его тряслись, черты искажала ярость; видимо, он задыхался от бешенства, да и возраст был немалый – то и другое мешало говорить. Он вскинул руку, потряс кулаком, и Каргин, не медля больше ни секунды, ринулся в клеть подъемника и надавил красную кнопку. Где-то вверху зарокотали моторы, платформа шустро поползла наверх, а снизу послышался гневный вопль, потом – слова команды, сразу угасшие в лифтовой шахте. Минуту подниматься, размышлял Каргин, десять секунд прошло, еще через десять-пятнадцать начнут стрелять, пол пробьют, хотя доска в нем толстая. А что под ней? Если железный каркас, пусть стреляют…
Однако не стреляли.
– Ты налево, я направо, – сказал Перфильев. – Они не готовы, атаки не ждут. Бьем насмерть, так?
– Придется насмерть, – согласился Каргин. – Судя по роже президента, любовь у нас нынче врозь.
Почему, они не обсуждали: над верхним краем клети посветлело, сухо прогрохотала очередь, и Каргин, не успев удивиться, в кого стреляют и по какой причине, метнулся в открывшуюся щель и покатился по земле. Движения его были стремительны, бились в висках колокола, грохотал боевой барабан, вращались вкруг него голубое небо, зеленые кроны сосен, серые и коричневые скалы, но в этом калейдоскопе звуков, оттенков и красок видел он только алый цвет и слышал стон агонии. Алое на черном, кровь Рудика, кровь Дмитрия на дверцах машины, их тела под колесами – один мертв, другой хрипит и еще тянет руку…
«Телефон! – мелькнула мысль. – Как же я забыл про телефон! Эти гады позвонили снизу…»
Тело послушно взметнулось в воздух, левая рука перехватила нацеленный в грудь автомат, дернула вверх, пальцы правой клинком врезались в хрустнувшее под ударом горло. Мертвый гвардеец падал, Каргин, стиснув зубы, рвал оружие из сведенных судорогой пальцев, а через площадку мчались уже фигуры в пятнистом, грохотали башмаками, орали: «Бей! Бей!» – и что-то еще непонятное, на арабском, а может, на турецком.
Он не успел отнять «калашников», нажал на палец мертвеца, дал очередь, скосил двоих или троих, потом его ударили прикладом. Сильный удар, и пришелся по голове. Сознание Каргина погасло.
* * *
Стул. Он сидит на стуле. Голова разламывается, не приподнять, руки и ноги не шевелятся. Кажется, привязаны…