Вся эта система весьма напоминала Одинцову Древний Рим в период расцвета. Сходство усиливалось тем, что многие ветераны служили на десять—пятнадцать лет дольше положенного, причем не ради более крупного надела, а из любви к приключениям и страсти к грабежу. Последнее, однако, в айденском войске не поощрялось – вся добыча, кроме взятой воином на теле врага, принадлежала императору.
Из ветеранов сорока – сорока пяти лет формировались самые боеспособные армейские части, и в южный поход бар Нурат взял три орды этих стойких и безжалостных бойцов. Вначале он даже хотел набрать из них весь экспедиционный корпус, но здравый смысл победил: пожилые, конечно, бились лучше, но долгий и тяжкий путь был не каждому по силам, тут требовались молодые и свежие солдаты.
Примерно пятая часть земель в центральных провинциях принадлежала лично императору. Из его деревень набирали парней в привилегированные войска – конную и пешую гвардию и десантные части Береговой Охраны. В гвардию брали тех, кто был повыше ростом и поприятней лицом, – эти счастливчики служили только в столице, охраняя дворец, а также согласие и спокойствие в Большой Тагре. В случае же серьезных неприятностей из форта у военной гавани могли в любой момент спуститься в город десять—пятнадцать тысяч ратников Береговой Охраны. Эти морские пехотинцы Айдена имели превосходную выучку и большой опыт кровавых стычек, внезапных налетов, грабительских рейдов и уличных боев. Теперь Одинцов понимал, что целитель Арток не только отспорил – или выкупил? – у грозного бар Савалта непутевую голову Рахи; он добился, чтобы молодого Ригона оставили в столице, пусть всего лишь октархом, но в одной из самых привилегированных орд.
Привстав в стременах, Одинцов бросил взгляд назад, на колонну хайритов, неторопливо тянувшуюся по дороге вслед за армейским обозом. Тархи шли по пять в ряд; всадники привычно дремали в седлах, иногда перебрасываясь парой фраз или делая глоток-другой из больших кожаных фляг с пивом. Было тепло, но не жарко, и налетавший иногда морской бриз чуть колыхал разноцветные вымпелы над каждой сотней. Одинцов ехал с Ильтаром впереди отряда под зеленым флажком Дома Карот. За ними шли первая и вторая каротские сотни, потом – две осские, три – Дома Сейд, две – патарские и последняя, в самом конце, – кемская; чтобы собрать две тысячи молодых воинов, участия остальных семи кланов не потребовалось. За всадниками из Кема тянулся собственный обоз хайритов, сотня массивных возов с высокими, по грудь, бортами, над которыми колыхались полотняные тенты. Хотя и колеса их, и борта, и передки были окованы железом, да и в самих возах лежало немалое количество груза, каждый легко тащил один шестиног. У Одинцова эти мощные сооружения всегда вызывали неподдельный интерес, напоминая ему знаменитые гуситские возы, с которых сторонники Чаши громили рыцарскую конницу.
– Хорошая дорога, добрая страна! – Ильтар с шумом втянул свежий утренний воздух и щелкнул пальцами. Сидевший сзади Ульм раскупорил флягу, и все по очереди глотнули – вождь, его кузен и оба оруженосца. – Равнина не похожа на хайритскую степь, – продолжил Ильтар, оглядывая пологие холмы, фруктовые рощи, виноградники и поля, на которых трудились крестьяне, заканчивая сев, – но все равно, добрая страна! Правда, я слышал, что летом тут слишком жарко. Мы жары не любим.
– На юге будет еще жарче, – заметил Одинцов. – Наш мудрый Арток бар Занкор предупреждал: там словно в парной бане. Кстати, как тархи переносят жару?
– Тархи могут снести все, – с непоколебимой уверенностью произнес вождь. – А что вынесет его тарх, то стерпит и хайрит. Кроме отсутствия пива, конечно. – Он снова отхлебнул из фляги и ухмыльнулся. Потом озадаченно наморщил лоб, что-то вычисляя, и вдруг заявил:
– Красивая и ласковая у тебя невеста, Эльс. Как ты думаешь, случись Тростинке стать твоей хозяйкой, ужились бы они в одном доме? Дом-то у тебя тоже красивый и не маленький! Может, уживутся?
Одинцов в этом сильно сомневался и совсем не желал на собственном опыте проверять, ревнивы или нет женщины Хайры и Айдена. Тростинка прекрасно владела кинжалом и была сильной девушкой, но то, что он узнал о Лидор за последние двадцать ночей, подсказывало, что она ни в чем не уступит дочери Альса. Тело Лидор было крепким, как яблоко, и она на диво быстро обучилась всем ухищрениям любви. Но могла при случае взяться и за кинжал.
Приятные воспоминания заставили губы Одинцова растянуться в улыбке. Ильтар, верно угадав причину веселого настроения кузена, несколько ошибся насчет объекта, его вызвавшего. Он озабоченно сказал:
– О дочери Альса стоит серьезно подумать, брат. В твои годы пора обзаводиться семьей и детьми, и я, как обещал матери, выведу тебя на верную дорогу. Вот и пить, – глоп-глоп-глоп! – он звучно глотал из фляги, – ты уже стал меньше… И челем владеешь, как прирожденный хайрит… Глоп-глоп-глоп! Эй, Ульм, откупорь-ка еще фляжку!
Одинцов, пряча улыбку, прикрыл губы ладонью. Десять возов из ста везли бочки с пивом. Но надолго ли хватит этих запасов, если Ильтар начнет выводить его на верную дорогу такими темпами?
* * *
Армия пересекала айденскую равнину пятнадцать дней, разбивая бивак у очередного придорожного форта в одно и то же время, когда солнце на полтора локтя висело над горизонтом. Любой ратник мог без труда определить этот час, ибо клинок короткого прямого меча имперского пехотинца имел ровно такую длину – шестьдесят сантиметров. Расстояния между фортами тоже были строго определенными и составляли восемьдесят тысяч локтей – примерно тридцать пять километров, норма дневного перехода по ровной, вымощенной камнем дороге. При необходимости орды могли двигаться чуть ли не в два раза быстрее, но бар Нурат не собирался до срока утомлять свое войско.
Хайриты, для которых такая скорость была черепашьей, не выказывали никакого недовольства. За тарха и двух всадников империя платила серебряную марку в день, и золотую – за каждое сражение, плюс полное довольствие и надбавки за раны. Молодые парни – кое-кто еще не брил бороды – дремали в дороге, а на привале развлекались шуточными поединками, метанием ножей, стрельбой по поджарым степным ястребам да пересказыванием под пиво бесконечных историй о героях былых времен. Некоторые резали по дереву или кости – еще в Батре Одинцов заметил, что среди хайритов немало одаренных художников; другие навещали знакомцев в айденском лагере или отправлялись в ближайший поселок за фруктами и вином.
Чем дальше двигалось войско, тем больше удивляли Одинцова два загадочных обстоятельства: отсутствие крупных городов и полное безлюдье на дороге, если не считать конных гонцов, иногда попадавшихся им навстречу или, наоборот, обгонявших армейские колонны. Временами поля сменялись фруктовыми рощами с цветущими деревьями; Одинцов уже знал, что местные плоды сильно напоминают земные яблоки, груши, персики и что-то среднее между апельсинами и лимонами. За рощами вставали бескрайние бахчи и виноградники, покрытые свежей весенней листвой, – неиссякаемый источник великолепных айденских вин. Среди рощ прятались небольшие деревушки или отдельные усадьбы; иногда попадались виллы богатых нобилей. В провинции Фейд отряды шли мимо посадок сахарного тростника и пальм со сладкими, похожими на финики плодами; в Линке пересекли невысокие горы с рудниками, где добывались золото, медь и самоцветы. Здесь тоже стояли придорожные крепости. От каждого такого форта на запад и на восток тянулись мощенные плитами тракты; с десяток раз где-то в отдалении раздавался едва слышный скрип колес и позвякивание бубенцов. Однако – ни города, ни торгового каравана, ни крестьянских возов с продуктами, ни знатного вельможи с конной свитой. Это было поразительно!