На пятый вечер Ильтар затащил к себе в палатку Иртема бар Корина, молодого сардара из Джейда. Тот был не прочь распить бутылку вина с хайритским вождем, заодно удовлетворив свое профессиональное любопытство по части боевой тактики северян. Затем разговор, искусно направляемый Одинцовым, перекинулся на царившее вокруг безлюдье. Ильтар засыпал гостя вопросами; тот, удивленно выгнув бровь, взглянул на Одинцова – видимо, Арраху бар Ригону полагалось знать такие вещи, а значит, он и сам мог бы все объяснить кузену. Затем бар Корин понимающе кивнул головой и хмыкнул: несомненно, решил, что молодой Ригон уже навлек на свою голову достаточно неприятностей и не рискует сам просвещать вождя варваров насчет айденских секретов.
В нескольких скупых фразах бар Корин пояснил, что они следуют по императорской воинской дороге, на которой запрещено появляться без служебной надобности даже благородным нобилям. От нее отходят пути, ведущие в крупные и мелкие города, центры провинций, где стоят гарнизоны; в сорока тысячах локтей к востоку (в пятнадцати километрах, перевел для себя Одинцов) проложен общедоступный торговый тракт – для вельмож, купцов, крестьян и прочих путников. Вдоль него стоят города, в том числе столицы южных провинций; там сотни постоялых дворов для простого люда и гостиниц для благородных, с банями, садами отдыха и увеселительными заведениями. Но пути мира не должны пересекаться с путями войны, мудро добавил Иртем, поэтому северным всадникам сейчас придется следовать по той дороге, на которой в их кошельки ежедневно капают добрые имперские марки.
В другие вечера Одинцов не отказывался распить бочонок пива с воинами осской сотни или прикончить бутылку-другую вина в компании Ильтара. Потом, когда гасли костры и на лагерь, окруженный стеной связанных цепями возов, опускалась тишина, он долго лежал в своей палатке, уставившись бессонным взглядом в потолок. Ему было о чем подумать.
Например, об истории с бар Гайтом, незадачливым ксамитским лазутчиком. Получалось, что секреты Ригонов интересовали многих: и Вика Матуша, покойного библиотекаря, шпиона бар Савалта, и других любопытных, наймитов восточной державы. Одинцов не сомневался, что в этой экспедиции за ним тоже приглядывают. Пара молодых офицеров из окружения бар Нурата выполняла эту работу довольно неуклюже, но с присущим юности энтузиазмом. Одинцов не исключал, что эти сопляки, сами того не ведая, служили лишь прикрытием для другого, более опытного шпиона. Однажды вечером, вскоре после визита джейдского сардара, его вызвал бар Ворт, командир орды ветеранов и первый помощник стратега. Разглядывая Одинцова маленькими колючими глазками, он начал выспрашивать про хайритов – не замышляют ли северные варвары измены или чего противозаконного. Одинцов ответил, что, пока в обозе не кончатся запасы спиртного, варвары будут свято хранить верность имперскому стягу, но за дальнейшее он поручиться не может. Старый сардар скривился и раздраженно отослал его прочь; бар Ворт сам был верным поклонником бутылки, и возможная конкуренция со стороны двух тысяч здоровых хайритских глоток его не обрадовала. Запасы вина и пива в армейском обозе были велики, но не безграничны.
Впрочем, Одинцова не беспокоили все эти старания людей Савалта. Стражу Спокойствия полагалось иметь глаза и уши везде, и он их имел. Ну, а руки… Дотянуться руками до Арраха бар Ригона, пока он оставался среди хайритов, не смог бы даже сам император Аларет Двенадцатый.
Одинцов, кстати, не раз размышлял и на эту весьма интересную тему. Что представлял собой айденский император, личность скорее божественная, чем человеческой природы? Являлся ли он на самом деле столь всемогущим, как то представлялось в официальной пропаганде? Доступ к нему имел крайне ограниченный круг лиц – семья, телохранители, пэры и высшие сановники. Возможно, он был пленником в собственном дворце, живым богом, подобным тэнно, императору средневековой Японии, за которого правил могущественный сегунат? Целитель Арток ничего не мог сказать по этому поводу, кроме одного: глава Ведающих Истину, пэр и знатный нобиль бар Сирт, допущенный к императорской особе, никогда не рассказывал об этих встречах.
Странно, очень странно. Ведающие Истину, каста ученых, медиков и инженеров, обитавших в Оконхо, знали многое. Если они, как разумные люди, и не претендовали на познание всей истины целиком, то уж немалая ее часть была им, безусловно, ведома. И часть эта касалась Айдена. Они знали, когда сеять и когда собирать плоды, как лечить животных и людей, как плавить металлы, строить города, крепости, плоты, корабли и военные машины, каким образом прокладывать путь на суше и на море. Они знали даже о Древних, хотя не имели понятия, куда те исчезли. Еще они хранили язык, письменность и историю Айдена, умели шлифовать стекло, чеканить монету, изготавливать пергамент и ткани, тянуть проволоку, использовать энергию воды и ветра. И империя почитала их, наделяя не только уважением, но и немалым реальным могуществом. Ибо, кто бы ни стоял у власти в Айдене, возглавляемая Аларетом «президентская команда» или сегунат, узурпировавший императорские права, эти люди хорошо понимали: нужны знания, чтобы взять еще большие знания. Там, на Юге, в таинственной сокровищнице небывалой мощи.
Однако бар Занкор ничего не мог поведать о том, что творится за стенами дворца из цветного камня, гордо вознесшегося над Тагрой.
Не мог или не захотел?
* * *
Дорога, словно лезвие меча из темного обсидиана, рассекала чащу.
Тут уже не было фортов, как на равнине, но через каждые восемьдесят тысяч локтей стоял поселок лесных жителей. Армия миновала шесть таких деревень, последняя из которых находилась на границе леса и дикой степи.
Здесь кончался вымощенный каменными плитами военный тракт, а с ним и власть империи. Дальше лежала пустошь, Ничья Земля. Зеленая и многотравная вначале, по мере продвижения армии к югу становившаяся все суше и скуднее. Однако она все же не походила на пустыню; даже летом, когда тропическое солнце выжигало растительность, тут можно было найти зеленые оазисы и воду, обычно в глубоких тенистых оврагах.
Ничья Земля тянулась без малого на полторы тысячи километров до широкой гряды холмов, известной под названием Врата Юга. Там были ручьи и даже небольшие речки, берущие начало от ключей, что били из-под земли. Эту холмистую местность можно было преодолеть, пройдя лабиринты долин, извивавшихся вдоль водных потоков. Но никто не знал, что ожидало путника по другую сторону Врат Юга – во всяком случае, никто в Айдене.
Для крупного воинского отряда, с хорошими проводниками, было несложно проделать путь через степь – особенно сейчас, весной, в пору буйного цветения трав. И айденские экспедиции неоднократно совершали это, снова и снова утаптывая дорогу сотнями лошадиных копыт и тысячами обутых в солдатские башмаки ног. Но в холмах их поджидали ксамиты. Путь из южного Ксама к Вратам Юга был чуть ли не в два раза короче и легче, чем из Айдена, и потому в холмистую страну могли добраться не только всадники, стрелки и легковооруженные бойцы, но и тяжелая пехота, непобедимые фаланги эдора – таков был титул ксамитского властителя.
Империя посылала войско за войском, а эдорат бил их; всякий раз его армия, сосредоточенная у Врат Юга, оказывалась многочисленнее и сильнее айденской. Выйти к южным пределам много западнее, подальше от границ эдората, было невозможно; к западу холмы быстро повышались, формируя вулканическую горную цепь. Неприступная, выжженная солнцем, бесплодная, мертвая, дымящаяся ядовитыми парами, она тянулась до самого океана. Дарас Кор, Огненная Стена, называли этот хребет. Кроме того, существовали веские причины, по которым и морские экспедиции не могли продвинуться к югу дальше той точки побережья, где Дарас Кор врезался в океан цепью скалистых островков с действующими вулканами.